Лев Жаков - Чудес не бывает

Но я не могу сказать этого Алессандре. Я вообще не способен сказать человеку то, что может его обидеть. Мне легче промолчать. Отчего и сам страдаю иногда. А уж тетке!… Лучше я напишу несчастный диплом и сбегу отсюда, да поскорее.

Так как занятий у нас теперь не было, пришлось после завтрака под бдительным наблюдением настырной тетки идти в комнату и садиться за перо. В келье густо стоял апельсиновый аромат, а ветерок гонял его между ветвей, как сухие листья. Воздух полнился апельсиновым шуршанием.

–Тихо! - строго сказал я, усаживаясь на сундук и придвигая стол.

Мой садик притих, сквознячок устроился под ногами и тоже успокоился. Кажется, я закалился наконец. Когда у тебя в комнате круглосуточно живет собственный ветер, сложно не простудиться. На первых порах я постоянно ходил с насморком, а теперь, смотри ж ты, здоров!

Со вздохом я взял перо и помусолил кончик. С чего бы начать? Вечно у меня проблемы с началом. Разные отдельные мысли записать - пожалуйста, схему целого составить, идею выразить - легко, а как надо приступить непосредственно ко всей работе, так меня трясти начинает!

Солнце в мою келью заглядывает только во вторую половину дня. С тоской поглядывая на солнечные пятна за окном, я принялся обгрызать орудие труда. Перья летят стаями, когда я пишу.

Итак.

"Читая эссе магистра Фрея, мы скоро замечаем односторонность его оценок и ограниченность интересующих его тем. Почти все они сводятся к трем пунктам, пунктикам, если можно так выразиться. Это, во-первых, нелюбовь к людям, человеческому миру, полному глупости, во-вторых, желание свободы от этого мира и людей, в-третьих, поиски убежища от мира и людей. "Моя первая история - это история о побеге ОТСЮДА"; "Никто не может быть в чем-то уверен, и поэтому так важно вовремя поискать надежное убежище".

Основной интенцией автора становится именно третий пункт. Поиски убежища ведутся в двух направлениях - поиски путем ухода и создание убежища. Нас интересует именно уход, который, как будет видно ниже, становится настоящим культурным феноменом, эпидемией, охватившей массы. "Несколько прогулок в волшебном тумане, который превращает знакомый, не слишком уютный (по большому счету враждебный) город в иную реальность" - этим для многих стали книги магистров экспериментальной, ныне Запретной, магии. Понимание же того, что "волшебный туман не может окутывать улицы навсегда" оказывается для многих невыносимым, и тогда начинаются попытки Ухода, поиска "некоей чудесной двери, ведущей в чудесный же мир (по крайней мере, уводящей ОТСЮДА)". Очень важное уточнение, которое показывает, что первичным для автора является не столько жажда чудесного, сколько неприятие существующего, действительности, окружающей как автора, так и читателя, ощущение того, что "тонкая ткань реальности истерлась до дыр; причинно-следственные связи все еще тягостны, но уже не могут гарантировать желанного уютного покоя". Неустроенность этого мира гонит на поиск иного. Уйти отсюда во чтобы то ни стало - вдруг где-то да будет лучше, чем здесь, потому что, видимо, хуже, чем здесь, быть уже не может".

Концептуально введение готово. Добавить цитат… но это после обеда… А где мой план? Ах да, вот он. Так, первая глава - "Философские истоки исследуемого явления". Надо бы перечитать мерзкого магистра, дабы возгореться пламенным к нему негодованием. Где его книжка?!

Девушки застали меня в поисках книги, потерявшейся среди груд пергаментов и растрепанных томов, открытых и закрытых. Раскопки велись так ожесточенно и нецензурно, что их прихода я не ощутил. Только когда Оле сказала тихонько: "Ах!", а Линда сказала "Ух ты!", я их заметил и смутился.

–Что, уже обед? - стыдливо спросил я.

–Да нет, зашли узнать, как у тебя дела.

–Вам что, делать больше нечего?

Девчонки похихикали. Вот они, женщины - ни капли такта!

–Занятий нет, скучно, - призналась рыжая принцесса. - Обещали с октября практику, а пока что, говорят, пишите, сдавайте научным руководителям планы и введения… Как твой диплом?

Я кивнул на исписанные листы. Девушки дружно взялись за них и углубились в чтение. Я же молча продолжил процесс перекапывания бумажных гор.

–Я бы поспорила, - задумчиво протянула Линда.

–Не надо, а то собьешь с мысли, - сказал я. - Где, скажите лучше, мой Фрей?

–Который?

–Ну, такой мерзкий, оранжевый?

–Под подушкой смотрел?

–Да ты что, чтобы я спал на этом?!

–Глянь, глянь…

–Нет, точно тебе говорю! Видишь - пусто!

–Может, Алессандра взяла?

Я вздохнул:

–Она способна. Ну ладно, идемте гулять. Если придерется, скажу, книги не было, цитаты брать было неоткуда. К тому же меня уже тошнит от написанного, быстрее отсюда!

–Если вдуматься, то вся наша жизнь состоит из слов, - развивала тем временем принцесса свою дипломную фикс-идею. - Жизнь волшебника хороша тем, что слово в ней почти всегда равняется делу. Правда, я еще не определилась, слово только произнесенное может быть делом или слово как мыслительный импульс тоже ему равен? Что визуальный ментальный образ равен действию, уже доказано, а имеет ли ту же силу вербальные астральные колебания? Придется оставить в введении место для уточнения…

–По-моему, - заметил я лениво, - следует сделать акцент на том, что вообще вся жизнь состоит из слов. Ведь, по большому счету, действительно важным для человека оказывается общение с другими людьми, а выражение это находит в словах. У Фрея была такая фразка… ммм… "Подобие среди подобий, "лишний" человек (а значит - всякий человек) стремительно приближается к смерти, одержимый глупыми мечтами о призрачном будущем, когда окружающие наконец-то впустят его в "райские чертоги своего сознания" (читай: заметят, оценят, полюбят и признают)". Пока тебе не скажут, что любят тебя, ты не будешь этого знать, будешь переживать, нервничать, пытаться узнать, так ли это, искать доказательств в поступках. Но поступки, а также взгляды и вздохи никогда не сочтутся тобой достаточно вескими доказательствами. Мы так верим словам! Они определяют наше существование и нашу человечность.

–Не слишком ли ты циничен? - нахмурилась принцесса, недовольная тем, что ее прервали.

–Где цинизм? - удивился я. - Безобразно голая правда. Я, знаете ли, красавицы мои, тоже одержим комплексом Герострата. Сейчас спокойнее стало, а когда были игры с учениками Высшего Мага, я безумно хотел стать великим. Мне казалось, что если люди будут меня помнить, то мне станет легче. В смысле, я не умру совсем. Да и в жизни, казалось мне, станет теплее. Когда тебя любят многие, это так греет душу! Во всяком случае, не так давно я так думал… - Я позволил себе слегка усмехнуться над собой. - Пока я не услышал одну милую песенку, припев которой начинался так: "Ты достоин того, чтобы висеть на стене, ты достоин того, чтобы пылиться в шкафу…". Я посмотрел на свои полки, забитые запыленными книгами великих магистров древности - и плюнул на это дело в меру своих душевных сил.