Лев Жаков - Чудес не бывает

С этого дня я старался не оставлять ученика одного. С утра мы читали. Я заставлял Тики заниматься релаксацией по два часа. Днем, пока было светло, мы шли в лес и там тренировались.

Иногда к нам присоединялись веселые рыцари. У них началась зачетная неделя, поэтому, хоть и рвались они с нами потренироваться, но вырваться получалось редко.

Что к лучшему: мы с учеником спокойно и без шума, детально прорабатывали каждый новый прием, каждое новое заклинание.

Я старался сопровождать очередную тренировку исторической справкой об употребленном приеме, каким-нибудь рассказом. Так как немало мною было забыто, приходилось перед каждым занятием пересматривать груду вспомогательной литературы и учебников по данной теме.

Особый упор делался на эсхатологических последствиях всего того, чем мы занимались.

Тики, как я видел, не тяготился моим постоянным присмотром. Было видно, что его, наоборот, очень радует круглосуточное внимание. И когда вечерами приходила рыжая ведьма, он мрачнел и скрывался в спальне с книгой. И делал это отнюдь не из деликатности, как я ощущал.

Я - нелегко далось мне это решение - начал контролировать его сны. Догадавшись, что он неосознанно управляет ими, я не стал учить его управлять ими сознательно, так как не был уверен, что он не использует приобретенное умение во вред кому-нибудь. Никогда я не выходил из дома вечерами, не поставив защиту, если Тики спал. Если он еще бодрствовал, то я оставался неподалеку.

За эти две недели я успел сделать несколько важных выводов. Во-первых, я предположил, что целью Тики было навредить Винесу.

Когда я попытался намекнуть об этом братцу, он то ли не понял, то ли не принял мои слова всерьез.

–Родного отца? - саркастически засмеялся он.

Этот смех отозвался во мне дрожью. Сам-то ты, братец, помнишь ли, чего желал родному отцу?

То-то. Почти все люди - поразительные специалисты не верить в очевидное, но верить в невероятное, и я тут не исключение.

Правда, иногда очевидное и невероятное так сплетаются, что совершенно теряешься - верить или нет?

Укрепившись в своем мнении, я задумался о средствах. Определенно Тики, сам того не осознавая - или сознавая частично - пользовался не своими силами, а силами Иными. Я, пока ученик спал, - да и весь мир спал и казалось, что все умерли, один ты живой, - долго медитировал над местом, где стояла наша лачуга. Залезал на снежную башню - счастливый пес часами мог преданно смотреть на меня снизу шестью волшебными глазами - и, возвышаясь над всеобщим умиротворением, сближался с умиротворением звездным, с тишиной Космоса. И однажды я почувствовал, что мы живем в месте, где ткань реальности, выражаясь словами магистра Фрея, истерлась до дыр.

К великому моему сожалению, эта метафора оказалась на удивление точной и пугающей.

И Тики сквозь эту ветошь материи пользовался энергией мира.

Итак, огромная сила и умение выходить на нее во сне. В меньшей степени - наяву.

Получается, что его кошмары колдовали на кладбище и поднимали мертвецов. Вернее, он кошмарами колдовал. Да, звучит дико, но я не мог объяснить иначе. К тому же в невероятное поверить, как я уже сказал, значительно легче.

Наш дом - бывшее жилье волшебника - способствовал реализации всего вышеназванного.

Но что же дало толчок, что позволило снам вырваться в мир? Единственное, что имело смысл назвать причиной, - бокал вина. В конце концов, почему нет? Это был первый день, когда сны проявились. Я помню тех тварей, что мы били с Винесом до того, как я поселился здесь, - они выглядели иначе и не имели такой сильной связи с хозяином, вернее, они выглядели более похожими на ходячие трупы, они ими являлись, а эти - самостоятельнее… живее?

Один раз, правда, - на следующий день после того, как я разобрался с кошмарами на кладбище и понял, в чем дело, - я оставил его одного: чтобы дойти до Школы, встретиться с Арбиным и с Эмиром.

Эмир на лекции законов Лиги не пришел. Пришлось идти к ректору за комментариями. На моей памяти отец ни разу не пропустил ни одной лекции, да и что ему расстояния?

–Нет, в следующую среду он не появится, - сказал дед как-то безучастно, глядя в сторону. - Он ушел на войну.

–На какую войну? Зачем? Почему? Надолго?

–Может быть, навсегда…

Мое изумление выросло и лопнуло, оставив горький привкус во рту: воспоминание о словах, которые не были сказаны между нами.

–В последнее время, когда Винес рассказал ему о тебе, он чувствовал свою вину. Очень переживал. Снял все защиты. Как бы наказывая себя, ведь из-за них не почувствовал сразу, понимаешь?

Стало ясно, почему он так морщился, дергая глазом в моем присутствии. Как я когда-то…

Нет, я не чувствовал удовлетворения, что вот он понял, каково приходилось мне. Я был готов заново все это терпеть, чтобы только он вернулся… живым.

Или не готов? Уверенности не было.

Две недели все было спокойно и тихо. Контролируемые мною сны не ходили по улицам ни днем, ни ночью, не появлялись и зомби. Горожане осмелели до того, что даже по ночам можно было встретить их на улицах. Они раскланивались со мной, некоторые заговаривали, те, что посмелее.

Я становился известной персоной, если возможно так выразиться. В таком маленьком городке, как этот, такое несложно.

Во-первых, разнеслась история с жабой - та, где я превратил в жабу старушку. Говорят, в той церкви повесили при входе объявление - специально для старушек - "к верующим не приставать". Очень полезно, но я не дошел полюбоваться, не до того было.

Во-вторых, соседский мальчишка, хоть и не способен был доказать шрамами эффективность моего лечения, растрезвонил о встрече с зомби и последующем волшебном исцелении по округе.

Слухи - не слухи, а меня несколько раз посещали охотники и стражники, чтобы я залатал их нехитрые раны. Пожимая плечами, я занимался лечением.

Охотники платили мне мелкой монетой: от мяса я отказывался, готовить не хотел. Стражники - почти никогда. Я и на это только пожимал плечами. В конце концов, пусть остается на их, не на моей совести.

Накануне Нового года меня посетил средней выкопоставленности, но высокого ощущения собственной значимости чиновник в сопровождении писаря с пером за ухом и бряцающего оружием и доспехами стражника.

На улице стоял трескучий мороз, такой, что дыхание замерзало в воздухе причудливыми ажурными фигурами.

Витиевато извиняясь, ссылаясь на скудость казны и спокойствие в городе, наступившее в результате моих "успешных и своевременных действий", мне дали понять, что в моих услугах более не нуждаются. Писарь, следуя значительным подмигиваниям среднепоставленного лица, вытащил из широкого рукава и предъявил мне официальную бумагу с печатью во всю нижнюю половину листа. К бряцанию доспехов прибавился тонкий звон золота в тощем мешочке, который передал стражник. Я принял, не взглянув, и продолжал смотреть в лицо лица.