Игорь Ковальчук - Черно-белая война

– Понял. Все те, кто недостаточно искусен в магии?

– Да.

– Видимо, в плену сейчас все те, кто слабее магистра.

– Не совсем так. – Банга улыбнулась, хотя улыбаться тут, пожалуй, было нечему. – В плену у черных находится несколько младших магистров твоего клана и один старший магистр.

– Кто именно? – быстро спросил Мэлокайн.

– Кервин.

– Ох… Леди Кервин? – Он задумался. – Где же находятся мои родичи? Ты знаешь?

– Знаю. У черных магов системы Тевега. Государством их объединение не назовешь. Семнадцать миров… Тридцать четыре архимага, у каждого – свое небольшое государство. Земли, люди… Ученики. Отсутствие законов…

– Да, я понял, о ком ты говоришь. Те, с которыми мы постоянно воюем. Это, как я понимаю, новый виток войны?

Банга пожала плечами.

– Не думаю. Оживления военных действий на границах не наблюдается. Наоборот. Черные свернули войска и отошли на несколько миль, к старой линии укреплений. Об этом сегодня утром сообщил Эдано Накамура.

– То есть как? Черные, что же, считают, будто их нападение на клан Мортимер останется без ответа со стороны Центра?

Женщина сладко потянулась и откинулась назад, на спинку кресла. На блестящей темной коже плясали матовые блики, придававшие облику красавицы еще больше завлекательности. Она потягивалась, как томная кошка, и сторонний человек мог бы решить, что она расчетливо и откровенно пытается соблазнить сидящего в кресле мужчину. Но Мэлокайн знал, что ничего она от него не добивается. Он знал ее достаточно хорошо, чтоб чувствовать, о чем говорит ее поведение.

Они и в самом деле встречались еще тогда, когда ликвидатор даже не догадывался о существовании Морганы. Их роман был не слишком пылким (насколько вообще могут быть сдержанными отношения двух очень страстных людей) и не слишком долгим, но обоим он принес много радости. Мэлокайн тогда только начал работать ликвидатором, он ощущал себя совершенно чужим в этом мире, существом презираемым и отверженным. Банга никогда не жаловалась своему любовнику на жизнь, но вскоре Мортимер почувствовал – для нее все-таки тягостна изоляция, в которой она оказалась с тех пор, как приняла на себя обязанности кланового палача.

Эти двое не любили друг друга, а просто спасались в объятиях такого же, как они сами, горемыки, от тягостного и злого отчуждения, от одиночества. Они расстались хорошими друзьями, без каких бы то ни было обид, и по-прежнему прекрасно понимали друг друга. Этих двоих до сих пор связывала взаимная симпатия и смутное осознание, что только этот человек, вот этот, сидящий рядом, способен понять тебя. Мэлу иногда казалось, что Банга видит его насквозь, а сам поражался, насколько трепетна и нежна ее душа и насколько этого никто не замечает. Окружающие считали, что женщина-палач жестока и бесчувственна, очень многие считали ее извращенкой, садисткой. Мэлокайн-то знал – ничего подобного. Эту молодую женщину нужно было воспринимать отдельно от ее «работы».

– Ты знаешь, Мэл, – произнесла она неторопливо. – Черные в этом совершенно уверены.

Мортимер сжал губы. Глаза у него стали холодными, взгляд острый, как сталь.

– И это в самом деле так? Что об этом думает твой патриарх?

– О, Одзэро в ярости. Но об этом потом. Черные так уверены в собственной безнаказанности лишь потому, что один из самых влиятельных центритских кланов заверил их – Центр на нападение не ответит.

– Что же это за влиятельный центритский клан?

– А ты не догадываешься?

– У меня есть свои соображения на этот счет. Я могу быть и не прав.

– Что ж. Ты – умный молодой человек, ликвидатор. Уверена, что ты догадался верно. Но давай вот о чем поразмыслим: зачем влиятельному клану затевать подобную акцию? Ответ прост… Кстати, ты уже слышал о Программе генетического преобразования?

– Да уж… – Мэлокайн поморщился.

– В таком случае ты можешь догадаться и сам. Искусство государственной пропаганды таково, что любое абсурдное начинание, любой закон, как бы он ни выглядел, можно представить будто единственный путь к спасению нации. Пожалуй, если бы даже клан, который мы оба с тобой имеем в виду, решил бы ввести рабство, он смог бы заставить своих пропагандистов придумать что-нибудь такое, что убедило бы всех в правильности подобного законопроекта. Толпа как таковая лишена здравого смысла, она не способна оценить происходящее трезво и критически и верит красивым сказочкам. Умелые и горластые болтуны могут убедить толпу в чем угодно. И знаешь, что единственное способно убить любую пропаганду?

– М?

– Только насмешка.

Ликвидатор обернулся. Банга в своей манере загадочно улыбалась.

– Ты шутишь надо мной?

– Вовсе нет, – возразила она. – Нисколько. Насмешка способна заставить каждого отдельного члена толпы усомниться в разумности происходящего и начать наконец думать собственным умом. Ирония и смех включают логическое мышление. Я просто напоминаю тебе, Мортимер, о том, какой именно клан имеет возможность своими насмешками превратить пропаганду в пшик и какой именно клан постоянно делает это.

– Я уже понял, что ты говоришь о моих родственниках.

– Единственный патриарх, который никогда не пытается притворяться на Совете патриархов, будто ему все понятно, как остальным, будто все на свете прекрасно, без изъянов. Единственный, кто говорит то, что думает, то, что подсказывает ему здравый смысл, – это Мэрлот. Я вовсе не считаю, что в этом виновата его природная прямолинейность. Я всегда считала, что такова манера твоего предка, что это его политика. И так уж получается, что настал момент, когда именно твой патриарх мог бы политическим путем одержать верх над… над тем кланом, о котором мы говорим. – Женщина поднялась и подошла к бару, налила еще вина. Задумчиво покачала бокал. – Я никого ни в чем не обвиняю, но беда, которая стряслась с Мортимерами, случилась на редкость вовремя. Вовремя для клана Блюстителей Закона. Мэрлот на свободе, но ему не до Программы генетического преобразования. Программа, будучи осуществлена, даст клану законников больше власти, чем он имел прежде. И твой клан ему теперь не помешает.

Мэл поднял голову.

– Мне плевать на политику. Меня интересует судьба родственников.

– Вот именно.

– Постой! – Он вскочил на ноги, уронил бокал. Тот не разбился, но веер красных капель широко оросил ковер у его ног, запятнал даже обивку кресла. – Ты хочешь сказать, что клан Блюстителей Закона устроил это нападение?!

– Да, – улыбнулась Банга. – Именно это я и хочу сказать. Но не говорю прямым текстом, потому что у меня нет прямых доказательств. Только косвенные. Но я ведь никому ничего не собираюсь доказывать. Не мое это дело.

Ликвидатор обхватил голову руками и опустился обратно в кресло. Он знал, что в присутствии своей бывшей любовницы может расслабиться, позволить себе не играть, быть самим собой. Эта женщина видела людей насквозь, притворяться в ее присутствии означало ее обидеть, особенно если притворяться начинал близкий друг. Банга поневоле следила за каждым движением его лица и рук. Она была весьма проницательна, как говориться, нутром чуяла чужую вину. И теперь ощущала смятение и страх, которые затопили его сознание, правда, лишь на миг.