Денис Чекалов - Дарующая жизнь

Однако почти сразу же я понял, что это не так.

Франсуаз вызвала ненависть Алисы не тем, что являлась воплощением всех качеств, которых лишила себя философиня, таких, как красота, сексуальность и бьющая через край энергия.

Франсуаз сидела за одним столиком со мной, и этого оказалось достаточно.

Посылая мне свиток с просьбой о встрече, Алиса Шталь, по всей видимости, робко предполагала, что мы проведем с ней тихое утро, вспоминая об ушедших днях и сожалея об утраченных возможностях.

Алиса обожает сожалеть об утраченных возможностях; при этом она скорее повесится, чем пошевельнет пальцем для их реализации.

Франсуаз оказалась столь же к месту в этих печально-романтических фантазиях, как и муха в супе.

Батальная сцена обещала быть чрезвычайно интересной, тем более что я надежно укрылся за блюдцем с круассанами.

Однако на сей раз небеса смилостивились над Алисой Шталь. По всей видимости, судьба сочла, что философиня и без того выпестовала для себя слишком много неприятностей, чтобы посылать ей еще одну.

В словесной дуэли с Франсуаз Алиса не выдержала бы и половины раунда.

Спасение, посланное небесами Алисе, материализовалось в облике человека с лицом сторожевого пса, который догонял ее через всю площадь. Стоит отметить, что судьба и на сей раз оказалась верна себе.

Это спасение было такого рода, от которого тоже надо спасаться.

Незнакомец остановился возле нашего столика; он тяжело дышал, словно каторжник, которого заставили в одиночку грести на весельной галере.

Я был уверен, что еще пару мгновений назад дыхание его было ровным, а пульс привел бы в восторг своей стабильностью любого доктора. Человек, оказавшийся перед нами, был подготовлен к физическим нагрузкам не хуже, чем эмир с детства учится транжирить деньги казны.

Но стоило ему взглянуть на Франсуаз, как его организм дал свисток, как разгоняющийся панцирный бегемот. Взгляд незнакомца скользнул за вырез кожаного полудоспеха, туда, где груди демонессы бросали вызов мужскому самообладанию, и оставался там так долго, что мог бы успеть изжариться.

Иногда я забываю, какое действие Франсуаз оказывает на мужчин.

Иными словами, оба человека, оказавшиеся возле нашего столика, пялились только на Френки и почти не заметили меня. Я принялся раздумывать – не следует ли глубоко обидеться и уйти в пустыню отшельником, чтобы питаться саранчой и диким медом.

К сожалению, на это времени бы не хватило.

– Конфуций сказал, – произнес я, – всегда найдется навозная муха, которая испортит прекрасный день.

Подарив Конфуцию столь глубокомысленное изречение, я спохватился, что не все из присутствующих в состоянии его понять.

– Я имею в виду тебя, Саффар, – пояснил я, указывая на незнакомца.

Если быть точным, он оказался вовсе не незнакомцем; я узнал его почти сразу же, но все это время не хотел расставаться с надеждой, что обознался.

– Вы знакомы? – спросила Алиса Шталь.

В ее голосе прозвучало такое негодование, словно Саффар оказался моей несовершеннолетней любовницей. В этот момент Алиса была готова обвинить меня во всем, чем угодно – например, в том, что солнце заходит вечером и отказывается светить по ночам.

Алиса умеет заставить людей чувствовать себя виноватыми – если ей это позволить.

– Познакомьтесь, – произнес я. – Это Абу Саффар, агент местной тайной полиции. Не подавайте ему руки – его обычно вся в крови.

Алиса Шталь испуганно ахнула и на протяжении всего дальнейшего разговора исподволь рассматривала ладони Саффара, пытаясь найти на них запекшиеся брызги.

– Это Франсуаз, демонесса пламени, – продолжал я. – А Алису Шталь, я полагаю, ты прекрасно знаешь и так.

Алиса Шталь вновь испуганно взглянула на Саффара; мысль о том, что кто-нибудь может знать ее или вообще обратить взор на ее существование, показалась философине попросту жуткой.

– Это твои два клоуна обтирают на площади городскую пыль? – спросил я, кивая в сторону двоих соглядатаев. – Можешь не отвечать. Они неотрывно пасут Алису, а ты таскаешься поблизости на случай, если что-то произойдет и потребуется человек, способный думать.

Я хмыкнул.

– Не скажу, что твои шпионы настолько бестолковы, но они ведь не знают всей правды. Ты говоришь им только то, что им надо знать, поэтому за ними и нужен глаз да глаз.

Я улыбнулся.

То, что двое соглядатаев оказались агентами охранки, объясняло их нежелание быть узнанными патрулем. Нет ничего более глубокого, чем ненависть между городской стражей и тайной полицией.

Теперь следовало выяснить, что сотворила такого белая моль Алиса, если ей на хвост сел опытный агент охранки. И при этом не дать Саффару понять, что я ничего об этом не знаю.

Ох уж эти старые знакомые.

Еще четверть часа назад я не знал больших проблем, чем выбор варенья к чаю.

Саффар посмотрел на меня, как связанный еретик на инквизитора. Я снова улыбнулся. Он прекрасно понимал, что не сможет прибегнуть со мной к тем грязным трюкам, которые состоят на вооружении у тайной полиции.

Ему очень не хотелось начинать разговор со мной. Ребята из охранки привыкли общаться с честными людьми, находясь в позиции силы. Любой другой расклад вызывает у них приступ неполноценности.

Это значило, что Саффар будет особенно опасен.

Для того чтобы собраться с мужеством, он еще раз взглянул на Франсуаз и наверняка раздумывал над тем, как было бы приятно вставить в нее свой инструмент. Потом он обратил внимание на обоюдоострый меч, лежащий по правую руку девушки.

Оружие навело Саффара на мысль, что в него тоже кое-что могут вставить. Это его расстроило.

Саффар покряхтел еще несколько секунд, топчась возле нашего столика.

По всей видимости, он ожидал, что спрятанные за занавесями музыканты сейчас заиграют хвалу эмиру и несколько отрядов маназирской гвардии появятся на площади, чтобы укрепить его позиции.

Но служение эмиру – дело неблагодарное, и никто не пришел на помощь Саффару. Агенту охранки пришлось переходить в атаку самому.

Тогда он решительно пододвинул плетеный стул и уселся.

– Я – офицер тайной полиции Абу Саффар, – представился он.

Это важное сообщение было призвано повергнуть всех в смятение. Вслед за ним Саффар собирался что-то потребовать – либо клятвы на вечную верность эмиру, либо пару динаров для опохмелки.

Продолжить ему, естественно, не удалось.

Франсуаз округлила глаза.

– Офицер тайной полиции? – искренне удивилась она. – А я думала, офицер – это что-то благородное.

Саффар побелел.

Надо сказать, что никто не любит тайную полицию. Наверное, потому, что ее задача – преследовать честных людей, которые говорят правду об эмире.