Томас Сван - Багрянка

Когда Орион ударил его, он взмыл в воздух, словно прыгнул с доски-пружины, как темнокожий акробат из Ливии. Лишь зелень его огромных глаз выдала изумление и боль. Запоздало забив крылышками, он упал наземь, простонал и закрыл глаза. Медведь направился к нему, медленно, все еще с любопытством, все еще сбитый с толку этим малявкой, который встал у него на пути.

Амазонки ликующе завопили и потянулись к упавшему мирмидонцу. Как древние критяне вокруг своей арены, чуть только боец совершит промах. Они предвкушали убийство. Мне показалось, что никто на меня не смотрит, и я двинулась к кругу.

Горго схватила меня за плечо. Ее ногти порвали мой хитон.

– Ты подойдешь к нему? Туда?

– Да. Пусти меня. – Ее сила была чудовищной.

– Неважно, – сказала она с холодной усталостью. – Ты меня уже покинула.

Спотыкаясь, я зашагала в круг, чтобы опуститься на колени рядом с мирмидонцем. Я не могла коснуться его связанными руками. С мгновение, не больше, я держала голову у его груди. Звериные когти прошлись по его телу, и раны колыхались на его груди, точно влажные пескари. Но я слышала, как бьется его сердце.

Я поднялась и встала лицом к медведю. Я не могла с ним схватиться. Я могла только увести его от Тихона. Я почувствовала жар его дыхания и уловила смрад крови. Крикнув «Орион!», я увернулась, чуть не задетая по-змеиному быстрым ударом лапы.

Я тщетно напрягала слух, ожидая глухого стука задних лап, низкого и сердитого грудного рыка. Неужели мне так и не удалось отвлечь его от мирмидонца? Точно Орфей, и с такой же опасностью, я поглядела через плечо.

Быть того не может. В круг вступил второй медведь. Со вспышкой надежды, острой и мучительной, как внезапная боль, я узнала одноглазую медведицу мирмидонцев, и поняла, что ее послали братья. Однако амазонкам ее приход, скорее всего, показался случайностью, забрела в их круг из лесу, и только. Они наверняка подумали, какая теперь предстоит забава с двумя жертвами и двумя медведями! А когда медведи задерут обе жертвы, то, несомненно, кинутся друг на друга и станут биться насмерть.

Но медведи, не обращая внимания на людей, приблизились друг к другу скорее с любопытством, чем с враждебностью. Они настороженно кружили, обнюхивая друг друга, а затем, к досаде распалившихся амазонок, стали завязывать дружбу. У одного была видавшая виды шкура, словно днище старого корабля, у другой – единственный глаз, придававший ей сходство с бурым циклопом. Но самца и самку, влекло друг к другу волшебством леса, которое всегда озадачивало меня, касалось ли дело людей или зверья.

Амазонки собрались, чтобы увидеть кровавую расправу, а не брачные игры. Они принялись бросать в животных мелкие камешки. Но те не обратили внимания. Тогда Горго, вопя, прыгнула в круг и ткнула Ориона кончиком копья. Он вырвал у нее копье из рук и, ревя от досады, что ему помешали, вернулся к новой подруге. На Горго он обратил внимания не больше, чем на суетливую белку.

Я воспользовалась суматохой, и, не теряя времени, подобралась к Тихону. Руки у меня были связаны, поэтому я осторожно толкнула его ногой.

– Дафна, – сказал он, моргая. – Медведь…

Я указала на второго зверя.

– Пришла твоя подруга. Можешь развязать мне руки? Я попробую разорвать твою цепь.

Амазонки обезумели от разочарования. Забава была безнадежна испорчена. – Никто, ни человек, ни медведь, – не был ни убит, ни хотя бы покалечен. Казалось, они должны придумать, куда им выплеснуть свое возбуждение.

– Дафна вот-вот освободит его! – вскричала Геба. Как она была безобразна, когда летела на меня с кинжалом! Нет, не следовало ей стричься.

Она остановилась на полпути и принялась шлепать себя по руке. Оперенные тельца, похожие на больших разъяренных пчел, со свистом вылетали из невидимого оружия, а затем с шумом лезвий, протыкающих спелые гранаты, вонзались в плоть. Геба упала наземь с безмерным удивлением во взгляде и продолжала покачиваться на коленях даже после того, как потеряла сознание.

Мирмидонцы возникли в лесу, точно статуи из солнечного света. Неужели здесь были только четверо юношей и один ребенок? Казалось, они везде и всюду, большое воинство, а не горстка. Казалось, они выходят из световых потоков и вместе со светом движутся через зеленый лес. Я увидела у их губ духовые трубки. Увидела, как оперенные стрелки с пением поражают цель. Увидела их победу.

Лордон перерезал мои путы. Мы вместе подняли Тихона на ноги, а Келес зажал его цепь меж двумя камнями, чтобы порвать ее.

Горго наблюдала за нами. Стрелка торчала из ее ноги, и она шагала, с трудом переставляя ноги, словно одолевая вброд бурный ручей. Она подняла лук упавшей амазонки и приладила стрелу, но рукам ее недостало силы, чтобы натянуть тетиву. Она уронила оружие и упала у подножия дерева. Ее одурманенные, полные страдания глаза больше ничего не узнавали.

Некоторые амазонки лежали на земле. Другие пытались отступать, петляя меж лип, таща за собой подруг, пошатываясь и шлепая себя ладонями по ранам. Локсо помогала ошеломленной вялой Гебе покинуть круг. Со стороны медведей опасность не грозила. Ортан, один из близнецов, порвал цепь Ориона, и оба зверя вразвалочку подались в лес с величавым безразличием к пошлой людской свалке позади них. Мирмидонцы скользили по лесу: бронзовые, неправдоподобно юные, напоминавшие детские грезы о доблести, в которых вражеские стрелы летят мимо, а с силой пущенные копья обращаются против метнувших. Птицы голосили в кронах деревьев: ласточка и голубка, дятел, сова и галка, бесчисленные лесные голоса славили победителей, которые одержали справедливую победу над амазонками, этими незваными гостями в лесу, этими бессердечными охотницами. Когда-то, неужели только вчера, я любила иззубренный камень и вечнозеленый дуб, из которого было мое копье; любила суровость и жестокость леса, но не его беззащитность, волка, но не оленя.

Я покрепче ухватилась за руку Тихона.

– Болит?

– Немного, – признался он.

Не замедляя шага, Лордон наклонился и поднял брата на руки.

– Домой, – сказал он. – Я сварю для тебя листья мяты в молоке тли. Помнишь, наша матушка считала это лучшим снадобьем? – И порывисто прижался щекой к волосам брата, запачкавшись кровью. И я поняла, что мужчины могут быть мужественны и в нежности.

– А как насчет листьев бергамота? – спросила я, не очень уверенная, вправе ли встревать в разговор братьев, и все еще в ужасе при мысли о молоке большого зеленого насекомого, которого видела в грибной пещере. – Если их смешать с медом, они возвращают силы.

– Мята, бергамот, мед и молоко, – радостно произнес Тихон. – Думаю, со мной потребуется возиться несколько дней.

Когда Лордон устал от своей ноши, Конисал и Ортан по очереди сменили его. Даже Келес вызвался нести брата.