Фреда Уоррингтон - Янтарная Цитадель

Пока Изомира грела ладони о горячую миску, Беорвин запел:

Глубокий его бас наполнял повозку, и к нему присоединились другие. Даже стражники подхватили песню. Изомира прикрыла веки и улыбнулась изумительным звукам, думая, что, возможно, найдет в себе силы стерпеть то, что казалось невыносимым.

Когда песня завершилась, Беорвин нагнулся к ней, коснувшись ладоней девушки.

– Царь не причинит нам зла, – проговорил он. – Чего бы он не хотел от нас, это, верно, к лучшему.

– Да, – отозвалась Изомира, и сама захотела себе поверить.

– Так, – донесся от дверей чей-то голос.

Протопотали башмаки, и в повозку запрыгнул, разбивая хрупкое единение, рыжеволосый дружинник, рослый, как Беорвин, в потертой кожанке, с коротким мечом на поясе. Рекруты боязливо подтянулись..

– Ты… и ты… – Старшой указывал на самых крепких рекрутов, по большей части – юношей. Беорвин оказался отмечен одним из первых. – За мной. Пойдете на разрез. Остальные – кто половчей, кому по щелям ползать легче, – Он гнусно ухмыльнулся, – остаются. Вам в рудники.

Изомира и Серения переглянулись.

– Нет, – обронил Беорвин. – Я не пойду. Я нужен друзьям.

– А кто тебя спрашивает? – поинтересовался старшой. Беорвин упрямо помотал башкой. – Спорить тут с тобой. Пошел!

– Нет! – рявкнул Беорвин, кидаясь на рыжего дружинника.

Он вышвырнул своего противника из повозки и прыгнул следом. Все рядом ринулись к дверям – посмотреть; стражники с руганью проталкивались к выходу. На несколько мгновений, застряв в толпе, Имми потеряла своего защитника из виду. Наконец она пробилась к окну, и опершись на скамью коленями, высунула голову наружу.

Двое великанов стояли друг напротив друга в припорошенной снегом придорожной грязи. Беорвин одним ударом в лицо сбил дружинника с ног, но когда тот поднялся, в руке его был меч. Тут подоспели стражники из вагона, и Беорвин отшвырнул их, словно кутят; но со станции спешили на подмогу другие, и даже сил великана не хватило, чтобы одолеть всех. Имми в отчаянии смотрела, как Беорвина скрутили и заковали в кандалы.

– Он просто хотел присмотреть за друзьями! – крикнула она, когда рыжий снова взобрался в повозку.

Старшой тяжело дышал, лицо его под рыжей копной было иззелена-бледно.

– Ему повезло, что живой остался. Так. Поехали заново. Кто в разрез – на выход, быстро !

Когда полупустая повозка тронулась, Изомира бросила прощальный взгляд на Беорвина. Тот стоял, точно медведь на ярмарке, в окружении шести стражников, растрепанный. По щекам великана текли слезы. Взгляды их встретились, но Имми не могла окликнуть его, не могла даже махнуть рукой. Потом он скрылся за поворотом.

До рудников, насколько могла судить Изомира, оставалось еще миль десять – по истерзанной, смолотой в грязь, покрытой снегом земле.

Но наконец рекрутов выгрузили на склоне одного из холмок, близ кучки низеньких домиков. Вылезая из повозки с мешком в руке, Изомира окинул взглядом длинную, увечную долину. Лишь на самых верхушках холмов из-под снега проглядывала зелень. Ниже склоны были сплошь изъедены дырами. Близ путей громоздилась гора мелкого серого щебня.

Один из стражников заметил, что разглядывает девушка, и кинул ей камушек из кучи.

– Вот что вы добывать будете! Царские самоцветы!

В первый раз за все время пути юношей отделили от девушек. Суровая баба-командирша с седой косой и руками, как бревна, отвела Изомиру и остальных в барак, уставленный вдоль стены узкими койками. Половина мест была уже занята такими же девушками, при виде старшей вскочившими и вставшими по стойке «смирно».

– Я тут жить не смогу, – прошептала Серения. – Хуже, чем в свинарнике!

Изомира ничего плохого в таком жилье не видела. В бараке было чисто, роскоши было едва ль меньше, чем в комнате, которую девушка делила с Танфией, а после нескольких недель в повозке она готова была радоваться любой кровати. Но старшая услышала. Развернувшись, она отвесила Серении увесистую оплеуху.

– Будешь тут жить! – рявкнула она, полыхнув глазами. – И тебе это будет нравиться, если не хочешь, чтоб тебе обрили бошку и урезали пайку!

Серения от ужаса отшатнулась. Изомира придержала ее.

– Вы теперь на государевой службе! – разорялась старшая. – Меня звать Тезейна. От вас сего и надо – работать и повиноваться. Пока вы торчите здесь, я ваша мама, ваша богиня, и ваша царица!

– Странно, – пробормотала Серения тихо, но сердито, когда старшая ушла, – не припомню, чтобы моя мама была Смертной Каргой.

По бараку пробежал смешок.

– Добро пожаловать в Харфанет, – проговорил кто-то. – Царство грязи, самоцветов и червей.

В ту ночь Изомира долго не могла уснуть. Хрустальный луч Лилейной луны заглядывал в окошко над ее койкой, и в его свете девушка оглядывала камушек, брошенный ей стражником. Она стерла с него грязь, вытащила с самого дня мешка резец и принялась царапать тусклую корку. Царапины поблескивали хрусталем. Изомира трудилась, пока не расчистила окошко размером с ноготь большого пальца. В глубине оказался аметист, пронизанный вмерзшими в камень смутными тенями и радужными искрами. Это было словно окно в иной мир, в мир, куда Изомира хотела сбежать. Камень в ее руке казался образом богини. И она трудилась над ним, покуда не уснула с резцом в руке.

В последовавшие недели этот тайный труд только и спасал ее рассудок от нескончаемой муки рудников.

Рекрутов загоняли в глубокие шахты, по узким туннелям, в которых приходилось сгибаться чуть не вдвое, и там, в недрах земли, им приходилось по десять-двенадцать часов врубаться в стены, откалывая самоцветные желваки. Изомира, уже привыкшая к вечному холоду, сырости и усталости, терпела. Тех, кто боялся или просто отказывался работать, наказывали.

Когда это случилось впервые – когда хрупкая светловолосая девочка, которой на вид следовало еще с куклами играть, шарахнулась от черного провала шахты, – Изомира и Серения попытались защитить ее от гнева Тезейны. Кончилось это тем, что охранницы схватили и их, и били едва не до потери сознания. В память Изомиры навек впечаталось выражение лица Тезейны, снова и снова взмахивавшей могучим кулаком – незамутненный мучительский восторг.

Это сломило девушку. Не сама боль. А то, что в ее мирном и благостном мире, в царстве Гарнелиса, находились люди, с таким наслаждением ее причинявшие.

«Этого не случилось бы, останься с нами Беорвин», тоскливо думала она позже, и знала, что лжет сама себе. Даже Беорвин не мог бы уберечь их – его одолели бы число, и наказали еще более жестоко.