Джонатан Кэрролл - Белые яблоки

После первого же поцелуя Джиджи безропотно позволила ему любые прикосновения. Такое начало повергло Этриха в некоторое замешательство, потому что он совершенно не представлял себе, как следует действовать дальше. Теоретически он был подкован неплохо. Последние годы почти все его разговоры с приятелями так или иначе вращались вокруг секса. Беда заключалась лишь в том, что приятели были столь же неопытны. Этрих прилежно читал советы из «Плейбоя», но много ли толку от сухой журнальной статьи, когда в твоих руках живая страстная девица? Он чувствовал себя так, словно вел по горной дороге грузовик со взрывчаткой.

В отчаянной попытке спасти положение он принялся шарить рукой в ее трусиках. Может, ему наконец повезет и он сумеет отыскать клитор. Через мгновение она прохныкала:

– Ну ты бы хоть подождал, пока совсем стемнеет. Увидят же!

Душу юного Этриха раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему не терпелось стать мужчиной. Любой ценой. Но с другой стороны, он очень желал, чтобы и Джиджи получила удовольствие. Он считал, что будет справедливо, если она его научит, как это правильно делать, ведь ее опыт в таких делах был, судя по слухам, весьма богат. И в то же время ему очень хотелось выказать себя в ее глазах классным парнем, мастером своего дела, каких еще поискать надо!

Если все пойдет как надо, он сегодня вечером станет мужчиной. Когда-нибудь потом он встретит необыкновенную женщину и они навек полюбят друг друга, как в голливудских фильмах, и будут вместе, пока смерть не разлучит их. Однако до всего этого еще далеко, а пока надо постигнуть основу науки любви. Но как ее постигнешь, когда девица ничем не желает тебе помочь? Она позволяла ему делать все, что угодно, только он не мог сообразить – как это следует делать.

Не дождавшись от нее ни слова, он снова принялся целовать ее, вернулся к невинно-лимонадным поцелуям в надежде, что постепенно все между ними пойдет как надо.

Этрих даже во времена своей невинной юности целоваться умел классно, но Джиджи целовалась так, словно наклеивала почтовую марку. Все его старания ни к чему не привели. На какие бы ухищрения он ни пускался, как бы страстно ни орудовал языком, Джиджи не возбуждалась.

Юному Этриху пора было снова переходить к более решительным действиям, но он никак не мог оторваться от губ Джиджи. Он просто не знал, что делать. И тогда взрослый Этрих понял, что должен ему помочь.

– Проведи пальцами по ее лицу, – сказал он едва слышно. – Коснись ушей, дотронься до шеи. А потом туда же и поцелуй.

Он произнес это вслух от досады, зная, что юноша его не услышит. Давать ему советы было все равно, что обращаться к героине фильма: «Не отпирай дверь! Не ходи в подвал!» Ведь, несмотря на подобные предупреждения, она непременно спустится в подвал, где ее и прикончат. Так что Этрих был уверен: паренек его не услышит.

Но оказался не прав. Через несколько мгновений, во время очередного безнадежного поцелуя мальчишка вдруг широко раскрыл глаза и слегка отстранился от Джиджи. На него словно озарение снизошло. Он медленно приблизил правую руку к ее лицу и стал гладить щеки и круглый подбородок. Оба они взглянули друг на друга совсем иначе, чем прежде, между ними действительно пробежала искра.

То, что за этим последовало, в дальнейшем происходило с Этрихом бессчетное число раз, но тогда, на пляже, это случилось с ним впервые и потому врезалось в память.

Умелые ласки Этриха-младшего, которыми он осыпал Джиджи, руководствуясь советами Этриха-старшего, немного распалили ее страсть, увеличив накал на десяток градусов. И хотя до Клеопатры ей по-прежнему было далеко, приятное тепло мало-помалу окутало все ее тело и проникло в сердце.

Но куда более важным результатом вмешательства в ситуацию Этриха-старшего явилось то, что поле любовной битвы не стало для мальчишки ни Ватерлоо, ни катастрофой «Титаника» – словом, одним из тех эпизодов, которые непоправимо калечат душу. Этриху и без того здорово досталось. Из памяти его так никогда и не изгладилось оброненное ненароком замечание о том, что ему следует подождать, пока стемнеет, произнесенное капризным тоном. И то, как трудно было надевать пересохший презерватив – тот самый, который так долго пролежал у него в бумажнике, что едва не намертво приклеился к кожаному кармашку. Это он тоже запомнил на всю жизнь.

Таким был его первый любовный опыт, и потому многие детали того вечера навек врезались в его память. За исключением главной. Он так и не узнал, что лишь благодаря совету Этриха-старшего все прошло гладко и ему удалось избежать фиаско. А после он блаженно вытянулся на песке, и слегка пожал плечами, и счастливо ухмыльнулся при мысли о том, что теперь ему наконец-то есть чем похвастаться перед приятелями и что заноза, так долго торчавшая у него в сердце, наконец-то благополучно извлечена.

Прошлое не изменить, это аксиома. И то, что произошло в ту ночь между Этрихом и Джиджи Дардесс, каждый из их жестов, каждое из произнесенных слов, – осталось таким, каким было двадцать пять лет назад.

При сильном (условно) желании, с одной, и слабом (условно) сопротивлении, с другой стороны, одним девственником на земле стало меньше, а одним мужчиной (условно) больше.

Что же до Этриха-старшего, то он убедился в своей способности возвращаться в любой эпизод из собственного прошлого, как если бы этапы его жизни были комнатами в просторном доме. И хотя он не мог изменить общий план и размеры комнат, ему по крайней мере под силу было слегка передвигать мебель. Оттащить от окна тяжелый шкаф, чтобы тот не загораживал свет. Или выставить изящную кушетку на середину комнаты.

И тут ему вспомнились мозаичные плитки Коко, то, как он составлял из них узор. И он вдруг осознал, насколько все в его жизни взаимосвязано. Это давало ему надежду на успех – если только удастся правильно расположить все фрагменты смальты.

Между тем паренек по-прежнему лежал на спине, любуясь звездами. Он не знал, чему радуется больше – тому, что это наконец произошло, или тому, что это уже произошло. Этрих-старший тоже запрокинул голову в небо, пытаясь прочитать скрытый замысел произвольного, на первый взгляд, расположения планет и созвездий.

– Ты всегда был оптимистом.

Этрих не знал, сколько прошло времени. Услыхав этот знакомый голос, он отвел взгляд от ночного небосвода. Его подсознание узнало, кто говорит, прежде него самого, и оно же его устами задало риторический вопрос:

– Это ты, Коко?

– Да, Винсент.

Она стояла у кромки воды в нескольких метрах от него, сунув руки в карманы тесных новых джинсов. На ней были еще черная футболка и сандалии на резиновой подошве. Все совершенно новое, явно только что купленное. Но все же главную перемену в ее облике составляла не одежда: теперь волосы Коко были длинными, концы их спускались ниже плеч. Она была невелика ростом, и с этой новой прической казалась выше и полнее. Этрих затруднился бы сказать, к лицу ли ей это.