Искандер Севкара - Черный рыцарь

— Человек, ты самый искусный и мужественный воин из всех тех, кто когда-либо приезжал по этой дороге. В течение двух часов, пока солнце не уйдет за ту скалу, я не могу с тобой сражаться. Поэтому ты можешь сесть на своего коня и вернуться домой. Я не буду тебя преследовать, человек. Еще три дня и три ночи ты будешь так же молод, как сейчас, но потом ты вновь станешь стариком и поэтому спеши к людям, человек, пусть они обмоют и перевяжут твои раны.

Харальд понимал, что перед ним не простой рыцарь, а заговоренный, возможно проклятый на вечные времена и потому взобрался в седло и ускакал из этого страшного места. Два дня и три ночи он продирался сквозь чащобу Черного леса и потом скакал до Малой Коляды еще целый день и добрался до этого города уже глубоким стариком.

Из рассказа Харальда мне было ясно, что было еще неизвестно, кому досталось сильнее, тем воинам, которые пали в ущелье, или Черному рыцарю, вынужденному из года в год убивать всех людей подряд, которые появлялись в серой долине каким-то странным образом. Тут, даже самый отъявленный мизантроп станет тяготиться такой участью. Закончив свой рассказ, Харальд сказал мне:

— Мессир, мой меч остался в Малой Коляде, как ты и приказал, но я прошу тебе дать мне в руки новый меч и я сражусь с Черным рыцарем еще раз и пока мы будем сражаться, вы все сможете проехать через серое ущелье.

Потушив сигарету, я ответил на эти слова:

— Харли, по-моему, претендентов сразиться с Черным рыцарем, здесь и так более, чем достаточно, ты только взгляни на моих друзей, они прямо-таки из штанов выпрыгивают, начиная от Уриэля и заканчивая Лаурой. Прекрасно, друзья мои, я безмерно счастлив от того, что вы ради меня готовы лезть хоть черту в зубы, но скажите-ка мне, сможет ли кто-нибудь из вас принести избавление Черному рыцарю, дать покой его измученной душе? То-то же, а у меня, как я полагаю, это вполне может получиться.

— Но милорд, ведь ты один среди нас смертен и у тебя даже нет доспехов. - С ужасом в голосе сказала Лаура.

Встав из плетеного кресла, я закурил и подошел к перилам веранды. Солнце медленно и величественно опускалось к горизонту, где в туманной дымке виднелись бескрайние просторы Парадиз Ланда. Активировав Камень Творения, я мысленно дал ему приказ облачить меня в золотые, как само солнце, доспехи и не спеша повернулся к Лауре. Девушка изумленно вскрикнула:

— Золотой рыцарь!

Убрав доспехи, я улыбнулся и сказал ей:

— Ну, вот, а ты говорила, что у меня нет доспехов. У меня ведь и меч есть, любовь моя, да только мне кажется, что избавление от всех мук Черному рыцарю принесет, как раз не каленая сталь меча Дюрандаль, а нечто иное, более серьезное.

Через несколько минут вернулась с прогулки наша маленькая летунья и все разговоры моментально перешли в совершенно другое русло, сделались сами собой легкими и веселыми. Глядя на Олесю, было невозможно не радоваться. В ней было так много милой, трогательной непосредственности, что даже наш вечный ёрник, нахал и задира Уриэль и тот в её присутствии становился галантным и вежливым кавалером.

Не смотря на то, что Олеся была лишь на полвершка меньше Лауры, а моя отважная, маленькая охотница после Микен подросла сантиметров на пять, русалочка казалась мне маленькой, беззащитной плотвичкой, хрупкой и нежной. Рядом с Олесей, Лаура казалась мне бойким, ершистым воробышком, готовым в любой момент накинуться на каждого, кто только косо глянет на её синеокую подружку.

Такие же чувства испытывал каждый из нас, так как эта девушка с серебряным голоском так всем приглянулась и так всех очаровала своей беззащитностью, что каждому хотелось встать на её защиту и сразиться хоть с двуногим драконом. Правда, у Олеси уже был огромный и могучий защитник, сэр Харальд Светлый, который смотрел на нее с таким обожанием, что мы все улыбались от радости. Мне было чертовски приятно видеть то, как расцветает Олеся под его нежными и любящими взглядами и как она воркует с этим здоровенным, красивым, спокойным и улыбчивым парнем.

Харальд, как только Олеся вернулась с прогулки, сразу же поднял её на руки и почти не спускал на землю. Тому было вполне понятное объяснение, ведь русалки очень неважно себя чувствовали тогда, когда им приходилось долго ходить пешком. Ступни ног у них были такие маленькие и нежные, что им было больно ступать по твердому грунту.

Именно потому, что в Малой Коляде жило довольно много русалок, все улицы в ней были покрыты сочной, мягкой, зеленой травой, чтобы русалкам было легче ходить. Узнав об этом, я очень долго мудрил с теннисными туфлями для нее и в конце концов добился того, что они, буквально носили Олесю сами и делали её быстрой, словно олененок. Русалочка сразу почувствовала это и я всякий раз ловил её благодарные взгляды, ведь и розовые джинсы и белые носочки для нее я подготовил таким образом, чтобы они как можно лучше берегли её нежное, серебристо-белое тело.

С возвращением Олеси мы спустились на первый этаж и расположились для беседы в маленьком спортзале с бассейном. Олеся плескалась в бассейне, я с удовольствием качался на одном тренажере, Харальд на другом, а Лаура, одетая в черное, спортивное боди, крутила педали велотренажера. Уриэль для начала посидел часок в сауне, а затем присоединился к Олесе, в то время как четыре псовина развлекались тем, что зверски дулись в подкидного дурака, удобно устроившись на мохнатом, толстом ковре перед бассейном.

То, что русалка и ангел весело играли в воде совершенно нагие, ни коим образом не оскорбляло нашей нравственности, ведь они вели себя, словно маленькие дети, родные брат и сестра. Ури показывал ей фокус с исчезновением крыльев и даже позволил Олесе тщательно исследовать то, как они крепились к его спине, хотя даже мне он не позволял прикоснуться к перламутровому гребню, из которого они росли. Ангел качал Олесю на крыльях и даже подарил ей аж два своих роскошных пера, не требуя от нее взаимности, обычно полагающейся в таких случаях, правда, русалочка расцеловала его в обе щеки, но вряд ли кто осмелился назвать эти поцелуи плотскими.

Харальд, с мягкой улыбкой на лице, нежно смотрел на свою подругу и, играя могучими мышцами, без малейшего напряжения на лице поднимал просто чудовищные противовесы, тянувшие едва ли не на тонну с гаком. Окна были распахнуты настежь и в зал изредка залетал свежий ветерок, который приятно обдувал мои натруженные железом мышцы. С завистью поглядывая на могучий рельеф мускулатуры Харальда, я понимал, что мне до него, как до Китая на четвереньках, хотя за последнее время, мое тело стало выглядеть куда лучше, чем прежде и моя мускулатура выглядела ничем не хуже, чем у штангиста, выступающего в среднем весе.