Игорь Борисенко - Путь мертвеца

В оцепенении и полубреду Девлик провел половину ночи. Потом он ощутил тягу двигаться: встал, подошел к краю гребня и прыгнул, изгибаясь всем телом и раскидывая руки. Земля метнулась навстречу, темная и зловещая, ощетинившаяся острыми верхушками елей – но он взмыл вверх, смеясь над бессильными взлететь следом деревьями. Пронзая воздух, Девлик с ужасом и восторгом ощупал лицо. Улыбка?? Смех? Возможно, бред его продолжается и заходит слишком далеко. Разве может мертвец испытать ужас и восторг? Или снова – это совсем другие чувства, никогда не изведанные людьми и не имеющие описаний? Попытка выразить их жалкими и неподходящими словами. Отбрасывая прочь сомнения и прочие вредные «слова», Девлик долгое время парил над темным лесом, рядом с затянутым белесым туманом болотом. С высоты он мог видеть далекую темную полоску на востоке – может быть, там трясина кончалась, а может просто серость тумана скрадывалась темнотой ночи. Загадочные блики освещали туман изнутри, двигаясь, словно там проплывали светящиеся зеленым, розовым и синим рыбы. Большие рыбы… Гребень на всем своем протяжении был очерчен двумя цепочками крошечных огоньков, как будто это были фонарные столбы, утонувшие, но не переставшие гореть по ночам. Созерцая это все и не имея сил оторвать глаз, Девлик испытал поочередно «восхищение», "грусть" и «покой». Потом на востоке забрезжила заря, и он спустился обратно, в лагерь.

С началом следующего дня, когда живые поели каши, они двинулись в путь. Сначала ехать было легко – кони споро шагали по довольно плотной и ровной поверхности гребня. По дороге то и дело встречались осыпи, ямы, плотные кучки странных кустов с очень длинными шипами, но все это можно было запросто объехать. Постепенно дорога шла под уклон, все ближе подбираясь к клубящемуся над болотом вечному туману. В тот день ярко светило солнце, но пелена испарений и не думала сдаваться. Теперь она выглядела как полоса ярко-белых облаков, решивших поплавать у самой земли. Даже смотреть на туман было больно, таким он стал ослепительным.

К полудню, изрядно пожарившись на солнце, они осторожно въехали во владения белой пелены. Изнутри она была молочной, густой. Влажные и жаркие волны атаковали людей и лошадей, сразу покрыв их странного вида испариной. Лимбул и Ичкил дышали, раскрыв рты, не лучше приходилось и лошадям. Крупные капли пота – а может, и не пота – стекали по лицам людей и крупам лошадей. Один только Девлик ехал, как ни в чем ни бывало, не испытывая никаких неудобств.

– Будто в бане! – жаловался Лимбул. – Уж на что у нас на юге жарко, но такого я не припоминаю… Голова кружится. Уж лучше бы сугробы по пояс, честное слово!

– Увы мне! Колдовской туман! – тоскливо сказал Ичкил и поспешно оглянулся на Девлика. Тот молча ехал чуть впереди, плохо различимый в белом мареве. Кочевник доверительно наклонился к Лимбулу и зашептал: – Я уже забыл о нем, проклятом тумане! Бойся его ловушек. Несколько человек исчезли в этих объятиях навсегда.

О том, чтобы и дальше двигаться верхом вскоре пришлось забыть. Дикарь, шедший первым, лишь чудом успел остановиться в шаге от большой дугообразной осыпи с крутыми склонами. После этого Ичкил спешился и пошел впереди. Поводья коня Лимбула привязали к седлу лошади кочевника, а Дикарь шел последним. И колдун, и его слуга тоже слезли на землю. Девлик озирался, пронзая плотную белую стену магическим зрением, но смотреть было не на что. Гребень постепенно снижался, и они приближались к стоящей мертво зеленоватой жиже, из которой тут и там торчали тонкие стволы мертвых деревьев. Судя по всему, они отмечали вершины холмов, поглощенных болотом. Ни клочка суши, ни оконца чистой воды. Никакой живности: даже кваканья лягушек не было слышно.

Пришло время, когда под ногами захлюпала жижа. Гребень спустился уже так низко, что уходил под поверхность болота. Ичкил, непрестанно повторяя, как заклинание, привычное "Увы мне!", снял с коня длинную жердь, которую он предусмотрительно вырубил утром. Дальше они пошли наощупь.

В тумане стало сложно следить за течением времени. Идти было трудно, и очень скоро Девлик пожалел, что не объявил привала, когда еще было можно остановиться на сухом месте, с какой-никакой травой для корма лошадям. Теперь же им приходилось останавливаться прямо в жиже. Почему-то здесь, на середине болота, совсем не было кровососов – комаров или мошки, которых они сколько угодно видели на краю. Девлика это удивляло и заботило. Он предпочел бы не удивляться, а разобраться с кровопийцами с помощью простенького колдовства.

Ну и еще все время оставался страх, что гребень опустится еще ниже. К вечеру, когда вокруг внезапно потемнело, лошади брели по колена в ряске. Лимбул давно сдался и снова залез в седло, безвольно болтаясь там: разморенный жарой и тяжелой дорогой, он то засыпал, то снова просыпался, вздрагивал и сдавленно ругался. Ичкил тоже устал, так что Девлику пришлось сменить его. Кочевник смотрел на него затравленно и обреченно, наверное, думал, что сейчас колдун, разозлившись, выбросит его в болото или изжарит на месте.

Тем временем, темнота сгущалась, постепенно наполняя собой клубящиеся со всех сторон болотные испарения. В какое-то время они окрасились багровым цветом, словно наверху выпустили кровь и разлили ее по всему болоту, потом багрянец сгустился, налился чернотой и превратился в непроглядную ночь. Дальше идти не было возможности. Лошади едва шевелились, люди готовы были свалится им под ноги. Остановив отряд, Девлик отправился на разведку: проблуждав в тумане некоторое время, он нашел торчащий из болота остов огромного дуба – покрытую толстым слоем мха, затвердевшую колоду, чудом еще держащуюся вертикально. С помощью магии он вырвал ее из глубокой грязевой ямы и перетащил к тропе. Огромный ствол был так велик в обхвате, что, будучи водружен на гребень, торчал из жижи на добрый локоть. Лошадей накрепко привязали к остаткам ветвей, люди расстелили влажные одеяла и немедленно провалились в сон. Девлик же окутал каждого коня защитным заклинанием, призванным отпугивать пиявок и прочую мерзость – на тот случай, если они здесь обитали. Сам колдун решил не спать, опасаясь подвоха. Силы его тоже были на исходе, если так позволительно сказать о мертвеце. Непрерывное вглядывание в туман, полеты и перетаскивание дерева ввели его в состояние помутнения. Он продолжал вглядываться в темноту, но видел там только плавающие пятна разной формы и размеров. Иной раз ему чудилось, будто он видит встающий из-под ряски силуэт огромного чудовища. Девлик, стряхивая с себя оцепенение, бросался туда с обнаженным мечом – но встречал лишь прежнюю безмолвную пустоту. В конце концов он перестал реагировать; тени и пятна бродили вокруг него, вытягивались, сливались и делились. Возможно, все это ему просто грезилось?