Саймон Браун - Рождение империи

– Подайте паланкин принца, – приказал Кадберн. Привратник кивнул и ушел, а вскоре вернулся в сопровождении восьми носильщиков. Выйдя на улицу, слуги собрали паланкин и прикрепили шесты. Мэддин, Алвей и бывший префект забрались внутрь; привратник уже собирался дать команду носильщикам поднять паланкин, когда Кадберн жестом приказал всем замереть на месте. Привратник застыл как вкопанный, пытаясь услышать то, что услышал Мэддин. Нет, кажется, все спокойно…

Спокойно?.. Он огляделся в поисках подметальщиков. Куда они делись? Вдалеке появился еще один паланкин. Носильщики и стража шатались от усталости после долгого рабочего дня. С противоположного конца улицы в их сторону двигались два человека. Подметальщики, с облегчением подумал привратник, увидев метлы, которые они несли на плечах.

Кадберн кивнул носильщикам: те подняли паланкин. Акскевлерен приказал двум стражникам, охранявшим дверь, пойти впереди, еще двое встали по бокам паланкина, а сам он зашагал позади. Привратник смотрел вслед удаляющемуся маленькому отряду, радуясь, что теперь с него снята всякая ответственность за высокопоставленных гостей.

Кадберну очень не по душе был весь этот маскарад, однако он признавал, что без него никак не обойтись. Мэддин хотел решить свои проблемы как можно скорее. Он не обладал достаточным авторитетом в семье, чтобы открыто противостоять герцогине Юнаре, и это делало его уязвимым. Принц мог лишь помешать исполнению ее планов, если в своем гневе она совершит ужасную ошибку… и Мэддин выживет, чтобы воспользоваться этим преимуществом.

Кадберн ненавидел Юнару. В его глазах она олицетворяла те фамильные черты Кевлеренов, которые он считал гнусными и подлыми, в то время как Мэддин являл собой образец честности и благородства. Такой раскол в семье находил отражение и в государственном устройстве империи, которая напоминала чудовище, унижавшее или возвышавшее народ по прихоти императора или императрицы. Эта империя была способна на величайшие подвиги и столь же ужасные зверства; она толкала людей на созидание и разрушение. Империя, подобно Кевлеренам, не являлась чем-то таким, что можно всегда любить или всегда ненавидеть; ее нужно было любить и ненавидеть одновременно, и подобная невыносимая двойственность отравляла ядом сущность каждого гражданина Хамилая.

Кадберн ненавидел Юнару еще и потому, что она хотела причинить вред Мэддину. Акскевлерен мог бы найти способ убить ее, но его останавливали две вещи: если ему удастся задуманное, принц поплатится жизнью за преступление, совершенное своим Избранным; кроме того, к сестре императрицы невозможно подобраться достаточно близко, ведь она была защищена способностью пользоваться Сефидом, а также Нетаргером, своим Избранным.

Очень жаль, что Мэддин вообще связался с Юнарой. Их роман был страстным, кровосмесительным, жестоким, непреодолимым – именно такими словами и можно было охарактеризовать Кевлеренов. А Мэддин, который так отличался от остальных членов своей семьи, мог помочь себе не больше, чем Юнаре, словно любовь и ненависть к собственному роду брали верх над осторожностью и здравым смыслом.

Однако они состояли в слишком близком родстве, даже по меркам Кевлеренов, чтобы иметь детей, и со временем неравноправность их взаимоотношений – ведь Юнара была сестрой будущей императрицы, а Мэддин – всего лишь троюродный брат, один из множества таких же – начала тяготить принца, подтачивать его уверенность в себе и его положение во дворце. А потом Мэддин встретил Алвей, дочь богатого провинциального фермера, которую отправили в Омеральт, чтобы она получила образование и, возможно, нашла любовника, который обладал бы в столице каким-либо влиянием, чтобы улучшить перспективы ее семьи. Никто даже не думал о том, что Алвей может полюбить одного из Кевлеренов – ведь они заключали браки исключительно внутри своей семьи, – но Мэддин, становившийся все более угрюмым и отчаявшимся, нашел в ней спутника жизни, в котором так нуждался; человека, который будет любить его, а не считать своей собственностью. Кевлерены – и даже Юнара – делали вид, будто не знают об их отношениях; все они считали, что Алвей никогда не станет для него больше, чем просто наложницей.

Затем Алвей забеременела. Согласно традиции, Кевлерены должны рождаться только от Кевлеренов. Мэддин не захотел отказаться от любимой женщины и своего ребенка. Наказанием за строптивость стала ссылка. Но для Юнары этого было недостаточно. Она слишком поздно поняла, что Мэддин испытывал к Алвей гораздо более глубокие чувства, чем к ней.

Началась игра, в которой Мэддин должен был поставить на карту свою жизнь – а также жизнь своей возлюбленной, – чтобы заставить императрицу приструнить Юнару. Как бы это ни было неприятно Кадберну, он все же понимал, что лучше решить проблему прямо сейчас, чем ждать годы или даже десятилетия, пока Юнара не приступит к решительным действиям. Кевлерены никогда не торопились осуществлять свою месть.

И вот теперь, увидев приближающийся паланкин, Кадберн понял, что Юнара сделала первый шаг. Носильщики и стража выглядели слишком усталыми, их одежда – слишком свободной, а паланкин раскачивался вверх-вниз, словно пустой. Восемь слуг и восемь стражников. В общей сложности шестнадцать человек. Несомненно, все вооружены мечами… но есть ли у них огнестрелы? Кадберн решил, что вряд ли: слишком трудно их спрятать.

Впрочем, был только один способ выяснить это наверняка.

Привратник услышал, как Кадберн что-то прокричал. Потом он с удивлением увидел, что носильщики остановились, поставили паланкин Мэддина на землю и вытащили из-под курток длинные кинжалы. На мгновение привратнику показалось, что они сейчас бросятся на принца, затем Акскевлерен сорвал с пояса топорик, выкрикнул еще какую-то команду, и весь отряд, к которому присоединился и сам Мэддин, с криками бросился к приближающемуся паланкину.

Неужели Мэддин и Кадберн сошли с ума?!

Понимая, что совершает глупость, привратник все-таки крикнул им вслед:

– Остановитесь! Вы сейчас кого-нибудь убьете!..

И тут он увидел, как носильщики на противоположной стороне улицы бесцеремонно бросили паланкин на землю и одновременно со стражей обнажили мечи. Откуда у них мечи, ведь слуги не носят при себе оружие, подумал привратник. В Омеральте подобное всегда строго воспрещалось…

Затем мимо пробежали двое подметальщиков; вместо метел у них в руках тоже были мечи. Привратник с ужасом подумал, что сейчас они набросятся на Мэддина и его отряд, но вместо этого они присоединились к людям принца.

Привратнику не оставалась ничего другого, как в оцепенении наблюдать за происходящим.