Саймон Браун - Рождение империи

Лерена глубоко вздохнула.

– Я позвала тебя этим утром, дядя Паймер, чтобы ты из моих уст узнал о том, что случилось с королевой Саррой. Прежде всего мне бы хотелось избежать паники…

Императрица умолкла и закрыла глаза.

– Простите, ваше величество, – едва слышно произнес Паймер. Впрочем, в тронном зале стояла гробовая тишина, и все отчетливо услышали его слова.

Лерена неожиданно улыбнулась и, подойдя к старику, положила руку ему на плечо.

– Прости, если мои слова прозвучали излишне резко. Ночь была такой беспокойной, что я едва стою на ногах от усталости.

Паймер смиренно склонил голову.

– Понимаю.

– Есть еще одна причина, почему я попросила тебя прийти сюда, – прошептала Лерена. – Мне важно, чтобы семья поддерживала меня. Полностью поддерживала. Не хотелось бы, чтобы Юнара подумала, будто на меня оказывают давление… будто меня вынуждают вернуть Мэддина. Это еще больше усугубит и без того сложную ситуацию.

– Ах!.. – вырвалось у Паймера.

Наконец-то ему стало понятно, в чем дело. Старик догадался, что Лерена вызвала его не только для того, чтобы сообщить о низложении королевы Сарры. Постоянно держать под зорким оком Юнару – вечная головная боль императрицы.

«Прекрасно, – подумал Паймер. – Это значит, что я практически незаменим».

– Я пригласила сестру позавтракать с нами.

– Мы будем только втроем?..

– Нет необходимости усложнять наши отношения присутствием остальных родственников, – сухо произнесла Лерена.

Перед тем как встретиться с Юнарой, императрица вместе со своими секретарями занялась накопившейся корреспонденцией. Надо была подготовить официальные письма, характеризующие события в Ривальде, которые предстояло отправить всем Кевлеренам, которые служили губернаторами, генералами и адмиралами в отдаленных уголках империи.

Паймер и Идальго прогуливались в дворцовом саду. Акскевлерен рассказывал своему господину обо всем, что он узнал от других Избранных, которых встретил во дворце этим утром. Вокруг них увивались любимые собаки Лерены – поджарые борзые. Псам было позволено беспрепятственно выгуливать по дворцу, словно здесь они могли затравить дикого кабана или льва из числа водившихся на широких равнинах к югу от города.

Если не считать собак, Паймер с Идальго пребывали в одиночестве.

– Никто из моих братьев не говорил с императрицей о том, чтобы вызвать Мэддина?

– Никто, – заверил его Идальго.

Герцог даже не попытался скрыть своего удивления. Он знал, что среди Кевлеренов, как это бывает во всех семьях, есть люди, склонные в кризисные моменты к излишне пессимистическому взгляду на вещи. Да он и сам из их числа… Некоторые из таких пессимистов имели привычку хвататься за первую же идею, что приходила им на ум.

– Я не понимаю, – признался он.

– Вы заметили состояние императрицы сегодня утром? – осторожно произнес Идальго.

– Естественно. Она была утомлена.

– У нее новая горничная, – добавил Идальго.

– Она тебе понравилась? – улыбнулся Паймер. Внезапно улыбка сошла с его лица. – Лерена позаботилась о том, чтобы никто из ее родственников не впал в панику. Она воспользовалась Сефидом…

– Заплатив за это немалую цену.

– Но я был слишком далеко и потому ничего не ощутил. Или же племянница направляла магию лишь на главных членов семьи в Омеральте.

Оба тотчас же как-то притихли и продолжали шагать в тишине. Паймер не мог не думать о том, какую жертву, по всей видимости, пришлось принести Лерене, чтобы направить магическое воздействие на такое количество людей. Герцог сам удивился тому, что ему вдруг захотелось утешить ее, словно она по-прежнему была его малышкой-племянницей, а не правительницей огромной империи. В такие моменты старик был благодарен судьбе за то, что обделен магическими способностями. Нет, ему никогда не хватило бы храбрости принести в жертву человеческую жизнь, как это сделала Лерена прошлой ночью…

Идальго тоже думал о том, что совершила Лерена, но со страхом и благоговением. Будучи Акскевлереном, он всегда готов пожертвовать своей жизнью, служа хозяину. Однако необходимость играть столь никчемную роль вызывала в нем чувства, о которых он не осмеливался ни с кем говорить, даже с герцогом, – гнев и презрение.

Уже не в первый раз Избранный благодарил судьбу за то, что ему несказанно повезло – в детстве его отдали Паймеру Кевлерену, а не кому-то другому из числа тех, кто мог Обладать.

Юнара решила искупаться в озере, а Нетаргеру велела навести на островке порядок.

Акскевлерен похоронил всех убитых ею птиц под высокими деревьями, которые росли вокруг поляны, где она совершала жертвоприношения. Лишь ворона, любимую птицу герцогини, надлежало предать земле вместе с Онари – в садах за пределами вольера. Над их могилой будет поставлен надгробный камень.

Нетаргер вовсе не удивился бы, узнай он, что ворон был на несколько лет, если не десятилетий, старше мальчика. Возможно даже, что Юнару больше опечалила потеря птицы, хотя эта жертва – в конце концов, что такое ворон, как не бессловесное создание – не смогла бы обеспечить ей Обладание должной мощи.

Закопав птиц и завернув тело ворона в кусок полотна, Нетаргер позвал двух слуг и велел им убрать следы крови. Слуги старательно избегали смотреть на свою обнаженную госпожу, которая плескалась в озере. Длинные волосы обрамляли ее лицо подобно черному нимбу.

Когда слуги ушли – один из них унес ворона, – Нетаргер позвал Юнару.

– Они все убрали? – спросила она.

– Все.

– А ты знаешь, что я иногда прихожу сюда по ночам, когда пес кругом спят, и купаюсь здесь, любуясь звездным небом?

– Знаю.

Юнара тихо рассмеялась.

– Ну конечно же, еще бы тебе не знать. Ты знаешь обо мне все. Иногда я смотрю на падающие звезды, и мне кажется, что это Избранные, которых какие-то небесные существа, совершив жертвоприношение, отправили на землю… Какую же силу они должны были породить!

– Не могу даже себе представить, чтобы у кого-то было больше власти над Сефидом, чем у вас, моя госпожа, – ответил Нетаргep.

– Ни у кого нет власти над Сефидом, – спокойно сказала Юнара. – Нам дозволено лишь легкое прикосновение к ней. Это почти как поцелуй. – Она вновь негромко рассмеялась. – Нетаргер, ты знаешь, что такое поцелуй?

– Да, ваше высочество. Разумеется, знаю.

– Я имею в виду настоящий поцелуй. Страстный, волнующий поцелуй, от которого кажется, будто ты – падающая звезда в темном ночном небе…

Нетаргер задумался. Он догадывался, что представляет собой такая страсть. Означало ли это, что нечто подобное было в его собственной жизни?.. Однажды. Давным-давно… Или это был сон? Похищенные воспоминания Юнары?.. Иногда собственное прошлое казалось Избранному не более чем призрачным сном. Прошлое госпожи было для него куда более реальным. Акскевлерен смутно помнил, что в детстве ощущал сильное физическое влечение к Юнаре, хотя никогда не осмелился бы признаться в этом.