Игорь Борисенко - Слепец

Хотя Слепец и не ожидал такой яростной атаки, она не смутила его, только разозлила еще больше. Он издал полный ненависти и жажды крови крик, от которого все люди вокруг задрожали и в ужасе заткнули уши. Тяжелые слова, словно камни, вылетающие из потолка и сотрясающие пол своим падением, заполнили подвал нестерпимым грохотом.

– Я… Я рожден повелителем Мира. Люди, птицы, звери, деревья и камни, воздух и само солнце есть ничто иное, как продолжение моего разума. Я играю ими по собственному желанию. Только мое желание управляет дуновением ветра, падением дождя, рождением и смертью. Никто не в силах мешать мне. Я отдаю приказы. Я дарю жизнь и награждаю смертью. Я один.

Дальнейшее происходило словно в странном сне, и Слепец не мог определить, что же это такое - странное видение, одно из тех, что частенько посещали его разум во время слепоты и после обретения зрения, или же реальность?? Он превратился вдруг в великана, заполнившего разом весь подвал и поглотившего в себе скрючившихся от ужаса людей. Огромными руками он вцепился в мучающие мозг тиски и разорвал их в клочья, черным туманом растаявшие внутри разбухшего тела. Вокруг все по-прежнему оставалось размытым и не имевшим никакого значение - только тонкое зеленое облачко, смутно напоминавшее очертаниями фигуру сгорбленного старца, дрожало впереди. Чудовищные руки великана, в которого обратился Слепец, потянулись к ней, и огромные когти, росшие прямо из ладоней, впились в призрачную плоть старика. Дым от костра можно разметать, развеять быстрыми ударами меча или даже палки. Точно так же когтистые лапы обратили в ничто зеленое облачко. Тихий стон, больше похожий на облегчение, чем на боль, родился и тут же пропал. В то самое мгновение Слепец снова оказался обычным человеком, прикованным к стене.

Страшный труп Едевея, стоявший у балкона, мелко задрожал и вдруг оплыл, как попавшая в топку печи свечка. Желтая слизь сползала с костей, падавших одна на другую и рассыпавшихся в пыль, и вскоре на месте ходячего мертвеца осталась лишь куча праха посреди зловонной лужи. Слепец, встряхнув головой, сбросил с себя остатки транса, в который погрузился с помощью неведомых для него самого сил. Оторвав взгляд от останков Едевея, он оглядел подвал: вопящие и толкающиеся воины спешили покинуть его через проход с аркой; люди на балконе жались к стенкам, и только Вароппе с отчаянной решимостью двинулся вниз по лестнице. Приложив к вискам сложенные щепотями пальцы, он шепотом произносил неразборчивые слова. Повинуясь им, стальные пруты, до того торчавшие из пола, стали один за другим вылетать оттуда с глухим, протяжным звоном. Медленно вращаясь в воздухе, они нацеливались концами на пленников, каждый на своего. Слепец, не теряя времени, обратился в призывом к своему невидимому войску. Те крошечные воины Воды, что прятались в мельчайших трещинах каменной кладки у него над плечами, выстраивались в шеренги и расправляли маленькие плечи. Напор был так велик, что камни разлетелись в крошку. Крепления браслетов вылетели наружу, и руки Слепца оказались свободными. Он нагнулся - и оказалось, что очень вовремя, ибо первый стальной прут, с гудением разрезав воздух, вонзился в стену у него над головой. Остальные тоже отправились в короткий полет к цели, но все внезапно обросли густыми ледяными шубами и тяжело рухнули на пол у ног вопящих от страха пленников. Пораженный своей неудачей, Вароппе застыл на месте. Вокруг, если не считать редких стонов и тяжкого хрипения сидевшего на полу Пумиты, воцарилась тишина. Медленно разогнувшись, Слепец смерил противника долгим, презрительным взглядом, и мысленно приказал своему воинству покинуть территорию врага.

Сначала Вароппе даже не понял, что с ним творится. Он недоуменно поглядел на руки, с которых обильно стекала вода, будто бы он вспотел сверх всякой меры. Крупные капли, соединяясь друг с другом в потоки, сбегали у него со лба, да и одежда на всем теле разом намокла и обвисла, будто колдуна-узурпатора только что выкупали в ванне.

– У-аа-а-аа!! - взвыл Вароппе, принявшись царапать пальцами грудь, разрывая свой богатый кафтан и путаясь в висевшей на груди длинной золотой цепи. Потом он перешел к лицу и немедленно разодрал щеки и лоб, однако, крови в ранах не было. Каждая царапина раскрывала сухую, мумифицированную плоть. - Пощади!!

Последний вопль превратился в сухое хрипение, ибо волшебнику приходил конец. Его фигура окуталась облаком пара, расползающегося по сторонам, ручьи убегали от него по полу. Наконец, Вароппе мелко затрясся, совсем как Едевей незадолго до него, и от этих судорожных движений с кистей рук и лица полетела шелушащаяся кожа. Будто бы крошечные листья валились с дерева, уносясь прочь ветром и уплывая в ручьях. Наконец, Вароппе застыл. Его иссохшее тело представляло собой скелет с навешанной на него одеждой, скелет, облепленный тонкой пленкой, бывшей когда-то человеческой плотью. Некоторое время он стоял со скрюченными конечностями, потом покачнулся и упал на спину. От падения останки рассыпались в пыль, а звук был такой, будто на пол уронили большой мешок, плотно набитый луковой шелухой.

Слепец отвернулся, обведя взглядом поочередно всех пленников. Череда маленьких, быстрых разрывов покрыла стену, после чего прикованные к ней люди оказались свободными.

– Раскручивайте болты и снимайте браслеты! - скомандовал Слепец и сам первым подал пример. Остальные не торопились ему последовать, так как не могли прийти в себя от увиденного. Разве что Фило, почти что невозмутимый, да смертельно побледневший Морин… Слепцу некогда было помогать или подбадривать. Обернувшись к балкону, он крикнул:

– Эй вы, наверху! Не шевелитесь, если хотите жить!

Темные фигуры, не решающиеся даже приблизиться к краю балкона, и не думали двигаться. Воины, подвергавшие экзекуции Пумиту, вовсе сбежали. Бывшие пленники наконец пришли в себя и стали со свирепыми ругательствами раскручивать болты на оковах. Со звоном и скрежетом те летели прочь, подпрыгивая на каменном полу. Старый Наставник с громким кряхтением поднявшийся с пола, опасливо обогнул останки Вароппе и Едевея, ступил на лестницу и заковылял по ней вверх. Раскрыв объятия, он со всхлипыванием повторял: "Сынок, сынок!". Поднявшись, он скрылся в тени, слился там в одно бесформенное пятно с фигурой своего отпрыска. Шорканье подошв и шелест одежд продолжались недолго: Пумита вдруг громко охнул и отшатнулся. Он снова оказался на свету, огромный, вытянувший перед собой образующие полукруг руки, сгорбленный. Шаг, второй - и толстяк свалился с балкона на пол, вызвав его сильное сотрясение. По грязной белой рубахе, показавшейся из-под разорванной верхней одеждой, расползалось черное кровавое пятно.