Дмитрий Браславский - Щит Королевы

– Вообще-то мало.

– Ты прав, наверно. – Кузен сразу сник. – Но и потом все было прекрасно. Вьорк показал нам гвизарму, поблагодарил Ганта…

– А что он ел?

– Никакой экзотики, – успокоил меня Айрант.

Подозреваю, что мы – единственные в Хорверке, кто не исключал, что король мог быть отравлен: последняя попытка изменить равновесие была предпринята еще до того, как мой прадед впервые посетил Храм Дара. Рассказывал он о ней уклончиво и невнятно, да я и не настаивал, не имея склонности к историческим изысканиям. Что-то там крутилось вокруг третьей жены короля и ее не в меру энергичного отпрыска.

– Чтобы избавиться от короля…

– Допустим, – согласился Даларх, – но тогда это сразу заводит нас в тупик. Мы ведь не люди какие, чтобы монаршии кушанья специальный кранчеккайл отведывал.

Шпильку пришлось проглотить. К тому же я был уверен, что Даларх хотел не обидеть меня, а просто поддеть. Ничего-ничего, сочтемся при случае.

– И потом?

– Он уже хотел возвращаться в Чертог. И тут внезапно тяжело оперся на гвизарму и приказал позвать сыновей. Знаешь, действительно внезапно. Стоял, шутил – и вдруг словно на три сотни постарел. Лицо серое, безжизненное…

– Как сейчас?

Даларх молча кивнул.

– Вьорк не сказал, что случилось? Кого он подозревает?

Айрант покачал головой:

– Не сказал. Ни нам, ни детям. Терлеста сразу отправил в Чертог, чтобы тот его заменил…

– Ого!

Фиона рассказывала мне немало историй про то, как люди готовы были горло друг другу перегрызть за регентство или трон. У нас, слава Крондорну, такого нет. Если король тяжело болен, но надеется выздороветь, то за него говорят Щиты. За одним исключением: если он в сознании. Если нет, слушают старшего сына, однако все серьезные дела стараются отложить на потом. А что может быть серьезнее, чем Ночь Роракса?

Одно только это распоряжение Вьорка говорило о многом. Как минимум о том, что он не надеялся выжить.

– Именно! Но ты дальше слушай. Когда Терлест ушел, Вьорк подозвал Крадира. И отдал ему Око Роракса.

Вот тут я действительно онемел. Этот браслет с крупным, вытянутым аметистом (действительно напоминающим широко раскрытый глаз) переходил от короля к королю начиная с сына Роракса. Как раз он, а не корона (уже пятая за время существования Хорверка), считался истинным символом власти. С утратой браслета перестал бы существовать и сам Хорверк – по крайней мере как отдельное государство.

Изменить порядок наследования было не под силу, наверно, даже Ведающему Минувшее. После похорон Вьорка королем все равно стал бы Терлест. Но до того старший сын оставался главой клана Чертога, которому лишь позволили провести Ночь Роракса.

Реальная же власть переходила к Крадиру.

– А как обычно? – глупо спросил я.

– «Обычно» не бывает, – важно ответил Айрант, хотя и сам родился лет через двести после того, как Вьорк принял браслет у своего деда. – Ведающий Минувшее наверняка знает лучше… Но я слышал, что король, как правило, не расстается с браслетом до самой смерти. Формально Вьорк прав: Терлест сейчас глава клана и королем быть не может. Но собрать клан – дело недолгое.

Я окончательно запутался.

– Ладно, а кому пришла в голову блестящая идея уложить его на кровать прямо с гвизармой?

– Вьорк просто не выпускал ее из рук, – пояснил Даларх. – Он же не сразу… Мы еще довели его до покоев, Труба все храбрился, шутил. Видно было, и сам не знал, что вдруг на него накатило. А потом мы не смогли разжать пальцы.

Загадок было больше, чем я мог переварить.

– Терлест знает про Око?

– Не думаю, – помедлив, ответил Айрант. – Он сейчас в Чертоге.

– А Крадир где?

Айрант пожал плечами.

– С Гантом кто-нибудь поговорил?

– Мы хотели дождаться Крадира…

Дверь приоткрылась.

Я ожидал увидеть младшего сына короля, но вместо него появилась взволнованная человеческая женщина лет сорока в длинном зеленом одеянии, расшитом золотыми листьями. Головой она почти касалась притолоки, а объемами не уступала самым дородным из женщин нашего народа.

Лиз, жрица Ашшарат.

В отличие от Биримбы, она прожила в Хорверке полтора десятка лет и, как я слышал, стала для людей чем-то вроде всеобщей матери, к которой можно прийти за советом и утешением. Да и с врачеванием она вроде бы справлялась, хотя как – ума не приложу. Травы она почти не применяла, тех знаний, что передают из поколения в поколение служители Крондорна, она, конечно, не имела, а в целительную силу обращенных к Ашшарат молитв мог бы поверить только какой-нибудь очень уж наивный гном.

Завидев Лиз, Беххарт поднялся с ложа и заслонил собой короля.

– Тебе нечего делать в королевских покоях, Лиз, – спокойно, но твердо произнес он. – Если у твоей богини и есть Сила, здесь она не поможет.

Из уважения к жрице Беххарт вложил в слово «богиня» лишь легкий оттенок сомнения, но и без того было ясно, что он имеет в виду.

Однако Лиз не смутилась.

– Именем Ока Роракса, – громко заявила она, заставив вздрогнуть всех присутствующих в комнате. – Или ты уверен, что справишься?

Ссутулившись, Беххарт отошел в сторону.

Фиона подняла на жрицу полные слез глаза.

Мольба и надежда. Надежда и мольба.

– Ты мне не мешаешь, дитя мое, – мягко сказала Лиз. – Может быть, только ты и удерживаешь короля на земле.

«Вернее, под землей, – мысленно поправил ее я. – Да, если Крадир попросил Лиз о помощи…»

Потянув за уходящую под ворот цепочку, жрица выпустила поверх одеяния маленький изумрудный листок. Гномы молча наблюдали за ней: кто с явным неодобрением, кто с нескрываемым любопытством.

Подойдя к ложу, Лиз поставила вдоль него десяток маленьких палладиевых наперстков. По крайней мере, мне они показались именно наперстками.

Губы ее зашевелились – как и Беххарт, жрица молилась беззвучно. Я думал, что мне показалось, но нет, медальон на ее груди и в самом деле начал светиться. Сперва чуть-чуть, едва заметно, но постепенно чистое изумрудное сияние окутало все ложе, а Вьорк и Фиона превратились в персонажей удивительного театра теней, в двух призраков, вернувшихся из тех земель, куда смертным путь заказан.

Мгновение – и наперстки засветились в ответ. Из каждого нерешительно выглянули столь же призрачные, бесплотные ростки, качнулись под порывом свежего лесного ветра и потянулись к потолку – наливаясь, разбухая, превращаясь в мощные несокрушимые секвойи. Их ветви причудливо переплетались, оставаясь при этом совершенно прозрачными.

Коснувшись верха пещеры, секвойи застыли.

Лиз продолжала шептать. Под ее глазами проступили тяжелые, черно-лиловые круги. Левая рука легла на медальон, правая – оперлась о стену. Только сейчас я увидел, что на самом деле она не молода. По нашим меркам, немногим старше Айранта.