Ричард Кнаак - Кровавый Прилив

— Ты говоришь это как тарах'си? — Император использовал слово языка эрдов.

Минотавры редко обращались к жрецам и клирикам для лечения, как это зачастую делали младшие расы, но и у них встречались так называемые «штопальщики». В каждом легионе были те, кто специализировался в подобных навыках, достигаемых долгими годами обучения и практики. Конечно, множество пациентов «штопальщиков» умирали, но они старались учиться у каждой смерти.

Джадар был больше чем рядовой «штопальщик». Имея звание первого хектуриона, он занимался расследованием подозрительных смертей для императора. Именно таких дознавателей называли «тарах'си», что в буквальном переводе означало «отвечающий на вопросы». Дознавателей повсеместно уважали и боялись.

— Я больше предпочитаю этому старому термину слово «исследователь», мой император, — тихим, невыразительным голосом произнёс Джадар. В его глазах плескалось то выражение, которое легко узнает любой ветеран, — за долгие годы офицер повидал и исследовал тысячи смертей, его ничто не могло смутить или напугать.

— Могу я показать? — Джадар кивнул на тело. — Вы можете видеть, что покойный был мёртв до того, как тело упало в воду… вот признаки гниения… — Дознаватель ловко вытащил личинку из уха трупа, и Хотака передёрнуло.

— Ты так и не сказал, зачем меня вызвал и почему это так важно?

Тарах'си снял с пояса странный инструмент непонятной формы, похожий на кинжал. Там качалось ещё немало загадочных приспособлений, узнавать назначение которых император не спешил.

— Смотрите сюда… — Офицер раскрыл рану на запястье. — Если перерезать руку во время борьбы, то разрез должен быть гораздо больше и идти вдоль вены… а тут мы видим обратное… значит, его специально убивали медленно… Кроме того, могу привести ещё доказательство…

Хотак нетерпеливо дёрнул головой:

— Давай к сути, хектурион.

Тарах'си посмотрел на него снизу вверх:

— Это был ритуал. Смерть последовала только после долгих церемоний, каждый раз кто-то желал новой крови. Тут явно виднеется… религиозный аспект.

— Ты обвиняешь Храм в кровавых жертвах? — Лицо императора посуровело.

— Для этого мне нужно узнать гораздо больше, мой император…

— Ну, конечно, больше! Это несусветная чушь, Джадар! Ты зашёл слишком далеко, и лёд под тобой уже хрустит!

Впервые тарах'си выказал некоторые эмоции и отпрянул от императора.

— Я не делал обвинений! Мне казалось важным сообщить, что…

Хотак в ярости пнул труп и шкуры:

— Избавься от этого, сожги все и занимайся только Галдаром! А свои предположения рассказывай гулякам в тавернах и врагам государства!

— Мой император, я не имел в виду верховную жрицу…

Ярость заполнила Хотака до краёв, и он наотмашь ударил Джадара, отшвырнув того к дальней стене. Офицер оторопело утёр кровь, сочившуюся с разбитого лица.

— Я же сказал, забудь. Что непонятного? — уже спокойно сказал император, но глаза его во тьме горели угольями.

Джадар молча кивнул, а Хотак развернулся и двинулся в обратный путь, стараясь вновь сосредоточиться: «Тарах'си зашёл слишком далеко. Ему ещё повезло, что я не приказал его схватить, как изменника… Джадар предполагает слишком отвратительные вещи… Храм, конечно, совершает ошибки, но обвинять его в подобного рода преступлениях…»

Он с грохотом захлопнул массивный секретер и с такой силой опустил подсвечник на карту, что её забрызгало каплями воска. Уняв дрожь в руках, Хотак воззрился на изображение империи, которой управлял и которую всеми силами расширял, понимая, что его супруга, верховная жрица, помогает в этом и сейчас…

— Никогда! — выдохнул император, продолжая думать о словах Джадара, несмотря на все его усилия. — Никогда… только не Нефера… нет…

Рабы обыскивали лагерь в поисках оружия, одежды или продовольствия. Когда минотавры выгребли то немногое, что нашлось, Фарос приказал поджечь уцелевшие строения. Он сам бросил первый факел в хижину Сахда. Внутри Фарос не смог находиться больше нескольких минут — слишком жутким было жилище, заполненное орудиями пыток и мерзкими сувенирами, оставшимися от жертв. Те минотавры, которые рассказывали истории о том, что Сахд коллекционирует кости и черепа, были совсем недалеки от истины.

Дом Сахда вонял хуже рабского загона, и сейчас Фарос с удовлетворением наблюдал, как тот скрывается в огненных клубах. Полюбовавшись на рукотворный костёр, минотавр двинулся к лошади, которую уже приготовил Гром. Большой конь тоже недавно принадлежал Сахду, но, казалось, он тоже приветствует смену владельца, ибо несчастному животному доставалось от плети надсмотрщика не меньше, чем рабам.

По всему бывшему лагерю вспыхивали хижины и бараки.

— Отдавай приказ трогаться…

Кивнув, Гром вскочил на свою лошадь. Валун подобрал нечто, что, как он надеялся, было частью кости людоеда, и, спрятав это в мешочек, чтобы потом заняться резьбой, поспешил возглавить пеших минотавров.

Взревели рога, все минотавры, нашедшие лошадей, прыгали в седла, остальные — несколько сотен — зашагали вперёд по пыли и грязи. На верхушке холма осталась лежать огромная гора из разбитых и поломанных цепей. Проезжавшего мимо Фароса бывшие рабы пожирали взглядами, словно сам Саргоннас явился им.

По правде говоря, Фарос уже давно не напоминал изнеженного юнца из благородного семейства. Он был худощав и мускулист, а мрачное выражение никогда не сходило с его обожжённого лица. Казалось, под кожей юноши переливается расплавленный гнев, а глаза всегда готовы увидеть скрытую опасность.

Сейчас, когда столько взглядов было направлено на него, Фарос смог ободрительно кивнуть всем и даже чуть улыбнуться, заметив новые головы на высоких шестах. Мухи, облепившие одноглазую голову Сахда, взлетели и раздражённо загудели; на лице людоеда все ещё сохранялось подобие страшной улыбки. Старая боль пронзила руку Фароса и мгновенно утихла. На всех шестах теперь красовались людоедские головы — Гром с помощниками снял головы минотавров и с краткой молитвой Саргасу торжественно похоронил. Он искренне молился за то, чтобы великий Бог в виде исключения принял в ряды небесных воинов своих детей, даже столь чудовищно униженных.

Сильная жара выматывала идущих минотавров, но тяжёлая работа в лагере неплохо укрепила их тела. После первого дня пути лишь несколько рабочих без сил упали на землю, однако Гром настоял на помощи всем нуждающимся. Вторая ночёвка после жутких загонов была объявлена в тени высоких и холодных горных отрогов.

Под вечер разделили запасы продовольствия. Все понимали, что еды хватит лишь на несколько дней, а вода кончится даже раньше. Фарос послал Валуна и нескольких опытных минотавров в разведку. Организацией лагеря занимался Гром, проявивший себя весьма искусным в этом вопросе. Фарос прилёг на окраине лагеря, откуда был хорошо виден окружающий пейзаж. Его руки непроизвольно подёргивались — он никак не мог привыкнуть к отсутствию в них лопаты или кирки; давали знать о себе годы тяжёлой работы. С первого дня побега минотавр заметил эту привычку и никак не мог от неё избавиться…