Беркем Атоми - Чиста пацанская сказка

Отчетливо расслышав в теплом тоне фюрста возможность немедленного сеанса гуманизма, патер торопливо подтвердил - да, конечно же долг, а как же. Пяток золотых, подкрепляя рефлекс, перекочевал из кармана фюрста в рукав стихаря, и повеселевший Шланг величаво зашагал в массы, исполнять пастырские обязанности. Фюрсты же, сохраняя приличествующее достоиство, направились в Администрацию - подписывать бумаги.

– Как вам наш пастор? - въедливо поинтересовался у нового фюрста старый, набивая трубочку Маратовским исфаганским; у него не особо выходило контачить с малость приборзевшим священнослужителем.

– Посмотрим, на показатели… - уклончиво ответил новый, и в свою очередь, задал вопрос, что называется - на засыпку:

– А че у нас с резиденцией?

– Ну-у, замок в опись перетаваемой недфижимости не входил, и я не знаю, каким…

– Не, погоди. Я на замок не претендую, но жить-то мне где-то надо. Ты где жил, когда сюда руководить приезжал?

Не особо утруждавшийся менеджментом барон приезжал в Цвайбире исключительно "на охоту" - так он называл секретные пьянки с цвайбирскими молодками, когда еще жива была его жена и приходилось шифроваться. Для пущего удобства неподалеку от села он выстроил "охотничий домик", который, впрочем, давненько уже не навещал - годы… Фюрст тут же закрутил задом - не мешало бы сперва вывезти оттуда пару возов имущества, прежде чем передавать новому владельцу, однако быстро спекся под напором контрагента, закаленного базарной практикой Шэнь Си и Гу Ань-дуня:…Эх, опять из семьи, а ведь не с неба упало, куплено ведь, за денежки…

Однако, вытянутым лицо достойного барона оставалось недолго: вначале его осветила вспышка потаенного озарения, тут же, впрочем, усомнившегося в ценности совершенного открытия; но так как родословная нашего храброго дворянина отнюдь не высасывалась из пальца рыночным писарем, озарения с сомнениями быстро сменило знаменитое тифтонское упрямство. С некоей толикой крестьянской хитрецы, заметим. Воспользуюсь авторским всемогуществом и приоткрою полог тайны над столь внезапными переменами в физиономии барона. Его осенило: "А почему, собственно, из семьи?!"

Загадочно улыбаясь, фюрст сообщил Марату:

– Дорогой сосед, вы не будете возражать - я собираюсь отдать теперь уже вашим людям несколько распоряжений по устройству ночлега?

…Че-то ты сука задумал…- насторожился Марат, соглашаясь и благодаря за любезность. -…"Дорогой сосед", муси-пуси… Че тебе, интересно, надо с меня, а? Завалить меня ты обосрешься; за столом рядом будем - не отравишь, че тогда?…

Остановившись на крыльце поселковой Администрации, тойфель подозвал пробегавшего с корзиной стаканов крестьянина, одновременно любезно пропихивая Марата внутрь. Догадавшись в чем дело, Марат перестал вежливо упираться типа "только после вас", и прошел в сени, превращаясь в слух. Надо сказать, что не очень-то это помогло - фюрст тараторил как пулемет, да почти шепотом, да через слово употребляя диалектизмы. Единственное, что удалось дешифровать, был приблизительный общий смысл. Сперва речь и впрямь шла о Маратовом расквартировании, но затем замелькали "фройляйн" и "шнеллер"…Ага. Фройляйном по шнеллеру, значит. Единственную девственницу авторитетства срочно подтягивают на мероприятие. Интересно, почему - единственная девственница? На грозного папу наш фюрст не тянет, значит - страшна, как крокодил, не иначе… - с облегчением понял Марат. -…Ну, че. Понял я тебя, сосед. Жалаешь меня подженить. Чтоб деревенька из семьи не ушла, да?..

Марат уже давно забыл - как это, быть женатым: оба его залета случились задолго до известных читателю событий, приведших его на Эту Сторону. Единственное, что накрепко засело в его голове, это смутные воспоминания: вроде бы, женатых чаще кормят, но за это надо постоянно "выносить ведро" и "уделять внимание", причем если с "ведром" все было более-менее ясно, то со "вниманием" трудно неимоверно - каждый раз эта фраза означает нечто новое. Однако нет благодатней почвы для подобных мыслей, нежели душа подсракулетнего парняги, малость приуставшего от суеты; тем более, что данное гражданское состояние легко обратимо…

Проверяя и подписывая бумаги, Марат то и дело вспоминал и фаршированные перцы, и целые носки, и вовремя поданый по жуткому бодуну стакан воды…Нет, все же хорошее тоже есть. Опять же, щеперить женок-дочек своих подданных чревато потерей авторитета власти. Ладно. Если не совсем крокодил - женюсь, хрен с ним; тем более, теща мне не грозит…

– Ну-с, уфашаемый сосед, расрешите перфым, тсскать…

Растроганный знаменательным моментом Шнобель, не найдя подобающего выражения, с некоторой торжественной неуклюжестью приобнял новоявленного фюрста фон Цвайбире, с полупоклоном вручая оригиналы - грамоты на авторитетскую доляху в общаке, маляву за чистоту перед братвой, выписку из кадастра и мобилизационный план.

– Ну, аллес гут. - хлопнул по коленям Марат. - А пойдемте-ка накатим-ка за энто дело, а, фюрст? Надеюсь, личный состав успел, не нарывается на тренировку…

Личный состав успел. Сжимая кружку с местным светлым, светлейший фюрст Марат фон Цвайбире оглядел замершее в ожидании господской воли население. Инстинктивно понимая, что шугать надо с глазу на глаз, а на народе лучше улыбаться, Марат предварил тронную речь отеческой улыбкой. Народ же, памятуя о недавно проявленной строгости нового фюрста, разражаться виватами не спешил. Не подготовившись к докладу, Марат, тем не менее, неподготовленным себя не ощущал, хотя, отрывая задницу от внушительного кресла на помосте, не знал даже первого слова.

– Айн. Дракона больше нет. Есть я. Цвай. Мои соболезнования тем, чьим скотом сдерживали беду до моего прибытия. Им - освобождение от общака на полгода. Драй. Как будем жить. Жить будем как раньше, и на оркский бардак не рассчитывайте. Я не орк, и уважаю орднунг не меньше вас. - при этих словах новый фюрст обвел п-образный строй столов довольно-таки пронизывающим взглядом.

– Фир. Но сегодня - никакого орднунга! - возвысил голос Марат, подгадывая под резонанс одобрительно оживающей аудитории. - Не каждый день наша родная Цвайбире становится отдельным, настоящим Авторитетством!

Поняв, что угадал если не в десятку, то никак не меньше семи, Марат выдержал довольно точную паузу, и, сменив интонирование на кабацки-забубенное, провозгласил:

– Унд фюнф! Если я увижу! что какая-нибудь каналья! пойдет домой не хватаясь за заборы - повешу! Цвайбире юбер аллес! Прозит!

Не дожидаясь реакции, Марат поднял здоровую кружку и начал жадно, даже слегка переигрывая, халкать местное светлое. Под восторженный, отметим, рев цвайбирцев, обнаруживших, что перемены, похоже, далеко не всегда к худшему.