Беркем Атоми - Чиста пацанская сказка

…Не, Лисхен права, на фсе сто! Все мушики - казлы! На пять минут, букфально на пять минут отойтешь - и фот, пошалуйста! Сидит халкает пифо с самым пропащим забулдыгой во всем Ихбинкранке, и обтекает слюнями на эту толстожопую сучку!

Странное дело: застанный на месте преступления супруг не втягивал шею в плечи, как это заведено у тойфелей, пойманных женами за распитием пива. Напротив, приветливо улыбнувшись супруге, фон Цвайбире снова отвернулся к пропойце, и… О ужас! Облегчил семейную кассен на четвертак, тут же сгинувший в запьянцовских лохмотьях.

– Вот, держи аванс. Каждый понедельник здесь, так же перед этим вашим намазом… Если прожду больше пяти минут - ноги вырву. Вкурил, классик?

Поклонившись дочери фюрста, довольный забулдыга исчез. Фрау фон Цвайбире, недружелюбно покосившись на неосторожно дергающуюся занавеску подсобки, уперла руки в боки и набрала воздуху для первого в ее семейной разбора полетов, но, вследствии мощного рывка, очутилась на колене мужа, и воздух пришлось выпустить понапрасну.

– Ты че это распушилась, а, мать? - добродушно поинтересовался Марат. - Ты это даже не думай, крапивы-то враз наломаю. И вразумлю, мать, ей-ей.

Потерявшая дар речи фрау только открывала и закрывала обессловевший рот: "Как это - крапивы? Женщину - крапивой?!", но муж, сменив интонацию, уже строго отчитывал ее за "долгое шляние" черт знает где, и ее решимость куда-то делась, тем более, что в ворчании проскочило "пошли, выберешь" и "подарочек, раз такое дело".

– А кутта пойтем? Гольдшмидт уше сакрыл сфою юфелиирку…

– Да тут рядом. - бросил через плечо Марат, сворачивая к крыльцу, с которого полтора часа назад так красиво спикировал Бух.

Хозяин ломбарда Гулькенхренст в людях разбирался; и, как любой умный человек, имеющий собственное (ну, напополам с герром Фексельперком; почти напополам) дело, информацией, что называется, владел. Не успела еще полностью распахнуться дверь, как старый пройдоха уже понял, как надо себя вести, чтоб нажить с нового посетителя денег, а не проблем…Новый цвайбирский авторитет… Наслышаны, как ше… Неотесанный грубиян с варварской стороны. Как-то справился с драконом, и теперь "гуляй, рванина - однова живем!"… В схему, правда, не очень укладывался совсем нешуточный лавандос, привезенный, по слухам, пришлым варваром; однако таково уж варварское обыкновение - то награбят полный кешер, то ходят бычки досасывают и лопушком подтираются…Фпрочем, лопушком они подтираются фсекта… - приветливо улыбнулся Гулькенхренст новому клиенту:

– О, какой прияттный визит! Сам фюрст фон Цвайбире! Да с супругой! Какая тшесть тля мой маленький заведений! Не укотно ли присесть, уфашаемые?

– Укотно… - расплывшись в туповатой ухмылке, передразнил тойфеля Марат.

Тойфель что-то прошипел тупо вылупившимся на гостей охранникам, молодым здоровенным свиссерам в одинаковых новых камзолах синего сукна. Те бросили дубины и ломанулись за стульями, едва не снеся полконторы. Дождавшись, когда "фысокие гости" рассядутся, Гулькенхренст отослал быков на улицу, выдернул из-за своей конторки трехногий табурет и скромно опустился на его мягкое сиденье, все это время не затыкаясь ни на секунду - и как он рад, и какие чудесные финансовые продукты появились в спектре услуг, оказываемых его ломбардом, и как он опять-таки рад, и что бы делали финансисты без крепкой власти, обеспечивающей покой и процветание, и в каком неоплатном долгу…

– Вот в этом месте поподробнее… - сладко улыбнулся варвар.

– Что имеет в виду мой коспотин?

– Неоплатные долги. - жизнерадостно улыбаясь, высокий гость вытащил из кармана сложенный вчетверо пергамент, расправил его и шлепнул об конторку перед Гулькенхренстом. - Не растолкуете мне, дорогой камрад, как образовалась процентная часть долга вот по этой закладной? Механизм начисления интересует.

Почуяв нехороший ветерок в теплом гульфике, Гулькенхренст тем не менее бодро схватил бумагу и принялся наводить тень на плетень, понимая, однако, что выходит как-то не совсем убедительно…Чертов Шнобель, старый пень! Приучил меня, со своими телячьими мозгами! Черт!..

С процентами он и впрямь неслабо там намудил, а че, кто бы не намудил - че ни пишешь, старый Шнобель только крякает да выкатывает; крякает да выкатывает… Годами, годами ведь! Ну кто бы тут не расслабился?!…Ладно хоть открытой борзоты нет, почти не от фонаря цифры рисовались… Эх, тщательнее надо, герр Гулькенхренст… Да и что он мне сделает, в конце-то концов… - подавил остатки паники финансист и уверенно закончил:

– …таким образом, задолженность глубокоуфашаемого фюрста на секотня состафляет триста семьтесят семь монет сорок пфеннигофф. Конечно, глубокоуфашаемый фюрст Шнобель может сакрыть эту дебиторку ф люпое утопное тля него фремя…

– Триста семьтесят семь? - с непонятной игривостью осведомился молодой фюрст, весело глядя на финансиста.

– Триста семьтесятт семь монет сорок пфеннигоф. - сохраняя респектабельность, подтвердил Гулькенхренст.

– А позвольте-ка папочку со счетом фюрста… - уже откровенно издеваясь, вежливо процедил посетитель.

Гулькенхренст совершил попытку воспрепятствовать неизбежному, начав робко сомневаться в компетентности "уфашаемого фюрста фон Цвайбире", сетуя на "мношестфо слошшных расчетоф", но был все так же весело, но куда более грубо оборван:

– Ты, Сорос местный. Подыши пока носом, ладно? "Слошшных", мля. Я, если чо, на Казани и форексов крышевал, так-то… Дай-ка лучше мне вон ту досочку с грифелем…

У Гулькенхренста вспотели ладони. С возрастающим предчувствием чего-то нехорошего он обреченно следил, как спорый грифель авторитета заполняет доску колонками цифр. Наконец, Марат закончил, обвел образованное подсчетами сальдо и выхватил из-под бумаг на конторке пухлый кодекс Понятий О Нормальном Ходе С Толкованиями И Сборником Избранных Прогонов. Полистал, отчеркнул что-то ногтем, нехорошо ухмыляясь. Еще полистал, заложил грифелем, и поднял, наконец, до неузнаваемости потяжелевший взгляд на измученного ожиданием Гулькенхренста.

– Слышь, финансист, - медленно и сочувственно проговорил авторитет, - тебя как звали-то?

– П-пауль… - икнул на табурете финансист.

– Н-да-а-а-а… Эх, Пауль, Пауль… Как же так? - с неотличимым от оригинального сожалением тяжко вздохнул авторитет.

– Ч-что - т-так? - едва вытолкнул через побелевшие губы несчастный тойфель, но фюрст, казалось, не расслышал вопроса и продолжал сокрушенно разглядывать финансиста, сокрушенно приговаривая:

– Эх, Пауль, Пауль…- тут во взгляде авторитета мелькнуло самое искреннее беспокойство: - А ведь у тебя, поди, семья… Жена там, дети всякие останутся…

– П-почему - останутся? Майн фюрст?