Ольга Мяхар - Пророчество для ангела

— Мда, сразу видно, что вся нечисть давно исчезла, — съязвил кот.

На нас уставились нервно натянутые луки, а часовой на воротах поднял вверх руку, видимо готовясь отдать сигнал к атаке.

— Эй, я простая путница, прекратите немедленно запугивание, я не причину вам зла.

— Чего тебе надо? — Вякнул наиболее храбрый юноша у которого лук в руках буквально ходил ходуном.

— Переночевать, а потом я поеду дальше.

— Мы нечисть не пускаем, — почему-то радостно заявил он, и стал целиться в кота. Кот возмущенно открыл рот, но я тут же его зажала, за что и пострадала: все четыре клыка с силой впились в мою ладонь.

— А-а-а-а, мать твою, завопила я, пытаясь отодрать от руки Обормота.

— Ура-а-а! — Заорала стража и, видимо приняв мои вопль как сигнал к атаке, открыла обстрел. В меня полетела туча стрел, еле успела ее рассеять. Все до одной упали рядом с лошадью, но нас, к счастью, не задело. Кот отцепился от руки и с ужасом подсчитывал их количество.

— Это ведьма, прозрели стражи.

— Восемь, девять…

— Открывайте олухи!

— Одиннадцать, двенадцать…

— А ты сначала срази чудище, тогда и откроем, сказал седой воевода, или кто он там, и ткнул пальцем мне за спину.

— Двадцать одна, двадцать две…

Я медленно обернулась, услышав за спиной тихое одобрительное рычание. Там у деревьев метрах в пяти от меня стояло трое. Каждый был с меня ростом и по виду напоминал крокодила с крысиной мордой и длинными кожистыми кошачьими ногами. Они с интересом пялились на меня сверкающими красными глазками, особенно уделяя внимание лошади.

— Обормот, — тихо позвала я, медленно слезая с лошади.

— Двадцать пять, двадцать шесть, ну что еще, ты меня сбиваешь, двадцать семь…

— У нас проблемы.

Кот тяжело вздохнул и вопросительно посмотрел на меня, бросив на время считать стрелы. Я показала на нежить пальцем, кот взглянул в указанном направлении и замер.

— Мама.

Дальше все развивалось стремительно: кот прыгнул куда-то в сторону и с ловкостью кошки начал взбираться вверх по с виду неприступной стене, а кошмарики весело рявкнув, прыгнули в мою сторону. Первому я засветила пульсаром в глаз, прошла между когтей у второго, пытавшегося меня поймать, и натолкнулась на третьего. Я замерла, а он распахнул вонючую пасть и рыкнул мне в лицо.

Какая вонь!

Второй пульсар именно в эту пасть и попал, тварь подавилась ревом и начала драть когтями выжженную глотку, катаясь по траве и хрипя. Но тут спину пронзила жуткая боль, меня подняло и швырнуло к деревьям, где я и скорчилась, хватая воздух ртом, не в силах произнести ни единого заклинания, и наблюдая за приближающейся ко мне последней тварью.

Конец.

Мысль мелькнула и ушла, я попыталась встать, но подогнулась рука, и я снова рухнула на землю. Тварь довольно заворчала и занесла надо мной кожистую лапу, с которой капала моя кровь. Я заворожено наблюдала за ней, как вдруг… Монстр взвыл и завертелся волчком, пытаясь содрать с шеи что-то серое и шипящее.

— Обормот, — прохрипела я.

В руках заледенела сталь призрачных клинков, появляющихся и исчезающих когда им вздумается. Я вскочила и бросилась на воющую тварь, нанеся по ней ряд сильных ударов, и стараясь не задеть кота. Плоть резалась, как масло, клинки легко рубили кости и сухожилия, пару раз он успел оцарапать меня, но я этого даже не заметила, продолжая рубить и колоть ненавистную нежить. А вскоре к моим мечам присоединились мечи людей, которые вышли за ворота и теперь помогали мне. Монстр уже сдох, а люди все рубили и рубили, вымещая весь страх и ненависть потенциального ужина.

— Стойте, стойте, там мой кот!

Я кинулась к окровавленной туше и отодрала от него небольшой серый комочек. Когти пришлось вынимать по одному, слишком глубоко они вонзились в шкуру монстра.

Я осторожно прижала Обормота к себе и уткнулась в него носом.

— Глотик, ну проснись, давай Глотик, — шептала я, тормоша кота. — Ты не можешь умереть, — я всхлипнула, его маленькое тельце казалось таким беззащитным в моих руках.

— Я тебе дам много сметаны, и рыбы, ты же любишь рыбку, Глотик, а еще сливки буду давать каждый день.

Люди столпились неподалеку, и смотрели на меня, сидящую на земле и глотающую слезы.

— Обещаешь?

— Да, обещаю… Так ты живой?!… Ах ты сволочь, я тут переживаю, рыдаю над трупом, а он…, а ты…, ну ты… У меня слов нет!

Кот довольно наблюдал за мной своими зелеными глазами.

— Я все запомнил: значит сливки каждый день, сметана…

Я тяжело встала, держа его на руках, и пошла к воротам. По виду с ним было все в полном порядке, а вот со мной… Плечо предательски взвыло.

— …рыбу на обед, завтрак и…, эй, ты чего, Ллин, ты это прекрати, Ллин!

Я покачнулась и стала падать, но меня подхватили и понесли дальше на руках. Последнее, что я помню до того, как все скрыла темнота, это четкие команды кота, которые он раздавал направо и налево, насчет моей особы.

Когда я очнулась, то увидела, что лежу на кровати в небольшой комнатке с деревянными стенами и небольшим же окошком, сейчас широко распахнутым. На ветру легонько покачивались ставни и стучали о дерево стен, поскрипывая несмазанными петлями. Кроме кровати в комнате были еще шкаф у дальней от двери стены, стол, стул и кот.

— Обормот.

Кот пошевелился во сне, почесался и чуть не сверзился с подоконника.

— Обормот.

— Ой, ты очнулась! — Он спрыгнул с подоконника, подбежал к кровати и радостно на нее запрыгнул, встав прямо на мой живот. Я застонала.

— Что с тобой? — Заволновался котик и наступил лапкой на туго перевязанное плечо.

— А-а-а! — Взвыла я, наблюдая за звездочками над головой.

— Дыши, дыши, сейчас все пройдет, — и он поставил вторую лапу туда же.

— О-о-о! — Звездочки приняли нездоровый синюшный оттенок.

— Вдох-выдох, вдох-выдох. — Советовал котик, и не думая с меня слезать.

— О-о-тойди с плеча, козел, — выдохнула, наконец я.

Кот слез, я начала дышать.

— Извини, — покаялся мохнатый разбойник, ретировавшись на другой конец кровати.

Это правильно, я сейчас и убить могла… любя.

— Ты в порядке?

Я скосила на него возмущенный глаз и попыталась сесть. Получилось только с третьей попытки. Кот, к счастью, помогать не пытался.

— Есть хочешь?

Есть я хотела, и даже очень. Обрадованный Обормот унесся из комнаты и вскоре вернулся в сопровождении пышной женщины с огромным, уставленным всякими яствами подносом в руках. Мне положили его на колени и даже налили стакан воды. Учуяв запах жареной картошки с грибами, я забыла про все обиды и принялась заеду. Вслед за картошкой пошла жареная рыбка, потом ватрушки с творогом и на сладкое — кусочки поджаренного хлеба, которые я густо намазывала душистым медом. Похлопав себя по вздувшемуся животу, я сердечно поблагодарила засмущавшуюся хозяюшку.