Юлиана Суренова - Тропа каравана

И ветер утих. Снег, успокоившись, опустился на землю.

— Он исчез! — перешагивая через грусть и долю обиды, прошептала девочка, переведя взгляд с неба на землю.

Незнакомец лежал неподвижно, укрытый складками тяжелого черного плаща. Было незаметно, как вздымается его грудь. Казалось, что жили лишь глаза.

Девочка хотела заговорить с ним, но не решалась. Она знала, каково это — терять и уважала чужое горе.

Рядом с этим странным человеком, пришедшим из мира сказки, чуда и древних легенд, она чувствовала себя спокойно. И, все же, как-то не правильно, не так, как должна была бы.

Она поежилась… Не от холода, нет — ей было тепло, почти как в шатре. Дыхание паром не срывалось с губ… Но как это возможно: не замерзнуть в снежной пустыне вдали от повозок каравана…?

— Твои сородичи скоро будут здесь, — слова, которые Мати никак не ожидала услышать, заставили ее вздрогнут. — Тебе холодно?

Незнакомец говорил тихо, приглушенно, так, что его речь казалась немного шипящей, протяжной, словно песня ветра или шепот метели.

— Нет… Я… Я боюсь… Возвращаться… — она опустила голову, глотая бежавшие по щекам слезы.

— Почему? — в его глазах, голосе жило то тепло, к которому тянется все живое.

— Я… — она пожала плечами, не зная, что сказать. Как можно объяснить то, что не понимаешь сама?

— Кто ты? — он задал другой вопрос, такой простой, особенно в сравнении с предыдущим, что девочка поспешила доверчиво ответить:

— Караванщица… Меня зовут Мати… Альматейя… — начав, она уже не могла остановиться.

Если б ей кто-то сказал, что она, забыв все законы караванщиков, станет говорить в снежной пустыне с незнакомцем и даже назовет ему свое полное тайное имя, она бы не поверила. А ведь чужак не просил, не настаивал, не вынуждал ее к разговору, он просто позволял ей рассказать обо всей той боли и обиде, которые не давали успокоиться ее душе.

Он слушал ее молча, не перебивая, не переспрашивая. А потом, когда она умолкла, заглянув ей в глаза, промолвил:

— Нет ничего ужасного в том, что твой отец, твои друзья, все те, кого ты знаешь, изгнанники. Разве только плохих людей судьба выгоняет из дома? Боги хранили вас столько лет во имя добра, не зла. Вот ты сердишься на отца за то, что он не говорил правду… Тебя ведь именно это обижает более всего? Но почему? Разве ты не понимаешь, что он делал это лишь затем, чтоб уберечь тебя от боли, не хотел, чтобы ты разочаровалась в нем? Он очень любит тебя, девочка, неужели же ты будешь ненавидеть его за любовь?

— Нет!

Как могла она быть такой глупой! Как могла не подумать о том, что отец станет беспокоиться, переживать…

— Он ведь найдет меня? Я не хотела причинять ему боль! Я просто… я не знала, что дела…!

— Не волнуйся, все будет хорошо.

— Но как он сможет отыскать нас в пустыне?

— Он уже нашел. По отблеску пламени в твоем камне, — чужак вновь заглянул ей в глаза. — А теперь лучше спрячь его — это не тот талисман, который носят у всех на виду.

— Это моя тайна, — прошептала девочка, убирая подарок Хранителя за пазуху. Она тут же ощутила его теплое нежное дыхание у себя на груди, словно он был живой.

— Мати! Мати! — донеслись до нее взволнованные крики. Узнав голос отца, она вскочила, хотела рвануться ему навстречу, но, оглянувшись на все также неподвижно лежавшего незнакомца, передумала и застыла на месте, не зная, что делать.

— Ничего не бойся, — одними губами прошептал тот, а в следующий миг она почувствовала, как тепло начало покидать камень, соскальзывая с него словно покрывало тумана с задумчивого лика луны.

Холод приблизил к ней свои ледяные пальцы, но Мати не успела ощутить его дыхания: к ней подскочил отец, торопливо накрыл большим меховым одеялом, укутал, спеленал, словно младенца и, взяв на руки, понес скорее назад, к шатру.

Он успел сделать несколько шагов, прежде чем девочка пойманным зверем забилась в его объятьях:

— Нет! — вскрикнула она. — Там мой друг…!

— Тихо, тихо, — зашептал Атен, успокаивая дочь, однако, не задерживаясь на месте ни на миг. — Забудь. Это чужак, всего лишь чужак. Главное, ты жива.

— Нет! — закричала девочка. Слезы брызнули у нее из глаз. Ее душа стонала, словно предчувствуя потерю чего-то настолько важного, что без этого была немыслима сама жизнь. — Нет! Если б не он, я давно бы замерзла в снегах, Матушка Метель забрала бы меня в свой дворец! — еще немного, и она б вырвалась из рук отца. — Я не оставлю его!

— Ну, хорошо, хорошо, — бросив быстрый взгляд назад, на незнакомца, который даже не пытался заговорить с караванщиками, ни словом, ни взглядом не прося их о помощи, сдался Атен. — Мы заберем его с собой, раз ты так хочешь, — он подал знак дозорным и те, взявшись за края плаща, понесли чужака к шатру.

И лишь тогда девочка обмякла в руках у отца, словно весь груз пережитого ею в последнее время, вдруг навалившись на нее, увлек в мир сна, где ждало столь долгожданное и целебное забвение.

Атен ускорил шаг. Он почти бежал, стремясь поскорее донести дочь до тепла. Зная, как долго она пробыла в снежной пустыне, в ее ледяном холоде, он боялся, что малышка уснет тем сном, что продлится вечность.

Тревога не покинула его даже в шатре, где, возле полога своей повозки, он замер, следя за тем, как женщины поспешно раздевали девочку, осматривали, растирали настойками пахнущих горечью трав.

— Что с ней? — наконец, не выдержав, спросил он Лину.

Та была не в силах скрыть своей радости, за которой чувствовалось и удивление.

— Все в порядке. Конечно, устала, перенервничала… А так она совершенно здорова.

— Слава богам! — облегченно вздохнул хозяин каравана

— Этого не может быть… Просто чудо…!

— Как и то, что метель прекратилась столь внезапно, и то, что мы нашли ее среди снегов, — прошептал за спиной у Атена Евсей. — Три чуда… Воистину, боги хранят эту девочку.

— А теперь идите все отсюда, — решительно сказала Лина. — Лишь госпожа Айя знает, что малышке пришлось пережить. Пусть спит. Незачем ее будить… А я посижу с ней. На всякий случай.

— Но… — попытался возразить отец, которому больше всего на свете не хотелось покидать свою девочку.

— Идем, Атен. Нам нужно поговорить. И не беспокойся — теперь с Мати ничего не случится, — Евсей говорил так уверено и так настойчиво старался увести брата, что тот вынужден был подчиниться.

Караванщики, взволнованные известием о пропаже Мати, узнав, что крошка нашлась и с ней все в порядке, стали медленно расходиться по своим повозкам.

Лис с Евсеем тем временем отвели Атена в сторону.

— Что вы хотели мне сказать? — спросил хозяин каравана.

Его помощники переглянулись. Потом Лис, медленно, словно выверяя каждое слово, произнес:

— Я поговорил с людьми. Они видели Мати возле той повозки, в которой мы сидели. А потом она исчезла.