Юлиана Суренова - Город богов

Она повернула голову, чтобы заглянуть в лицо другу, но стоило ей всего лишь на миг увидеть свое отражение в зеркале его глаз, как душа вдруг стала кровоточить, по щекам потекли слезы, горше которых не было ничего в мире. Нет. Это невозможно. Им не скрыть правды от богов. И от себя самих… А если так… Если так к чему все это?

Пути назад больше нет. И вперед тоже. Ничего не осталось. Даже ее самой.

И Сати вырвалась из рук Ри, огонь которых обжег ее сильнее всей мучительной лавы подземных владений госпожи Кигаль, призванной наказать душу преступившей закон, став греховной в глазах богов и людей.

Она отбежала от него, остановилась в центре темницы, упала на колени, воздев руки вверх, откинула голову назад, подставляя лицо под невидимые в подземелье лучи далекого солнца: — "Господин Шамаш! — мысленно, не смея произнести ни слова в слух, как будто ее губы могли очернить, опорочить все, что срывалось с них, повторяла она. — Я знаю, что не достойна Твоей милости! И все же, прошу, заклинаю Тебя: снизойди ко мне, грешной, пошли мне смерть! Смерть — лишь о ней прошу Тебя! Господин Шамаш!"

Время медленно, преодолевая неохоту и лень, шевельнулось, расправило крылья, набрало полную грудь воздуха, готовясь вновь отправиться в путь.

— Великие боги… — прошептал Атен. Он никак не мог прийти в себя от всего произошедшего.

— Высшие, — прохрипел колдун. Он с трудом дышал. Ладонь одной руки была крепко прижата к груди, пальцы второй сжали камень мостовой, словно черпая из него силы и твердость.

Прошло лишь мгновение. Никто еще не успел толком прийти в себя, а к повелителю небес уже подскочил Евсей, помог подняться с земли, замер рядом, поддерживая. Шамаш не возражал. Ему нужно было время, чтобы справиться с болью, которая еще миг назад была такой сильной, что заполняла собой все сознание.

Наконец, его взгляд, обретя четкость и ясность и, избавившись от мутной пелены, устремился на священный холм, который трепетал словно лист на ветру, теряя очертания прежних веков для того, чтобы обрести новый образ, неведомый былой земле. Этот холм излучал отчаяние и страх, нестерпимую боль и ужас перед тем, что ждало впереди.

Прикрыв покрасневшие веки, Шамаш замер, собирая воедино все свои силы, готовясь обрушиться на невидимого противника, не знавшего ни жалости, ни сострадания. Но в тот миг, когда он уже хотел нанести удар, его левая рука, соскользнув вниз, ударилась о рукоять висевшего у бедра меча, обжигаясь о его жуткий, пронзавший насквозь холод.

И сила отступила. Нет, дар не отказывался подчиняться, скорее наоборот — слушался даже лучше, чем когда-либо прежде. Он не заволакивал сознания дремотной дымкой оцепенения, а очищал, истончая восприятие, позволяя ощутить всю сущность вселенной, не растворяясь в ней.

— Да что это такое?! - воскликнул Атен. Задрав голову, он смотрел на небо, которое, как ему казалось, в мгновение ока, переменилось, почернело запестрев множеством огоньков звездочек. — Что происходит со временем? Еще миг назад смеркалось, а теперь уже глубокая ночь!

Шамаш сжал рукоять меча. Несколько мгновений он молчал, напряженно всматриваясь во тьму, а затем медленно, о чем-то раздумывая, повернулся к юноше, застывшему, коленопреклоненным, с опущенной на грудь головой, не смея оторвать от земли взгляд. — Горожанин…

— Да, господин! — вздрогнув, поспешно отозвался Бур, готовый исполнить любое повеление повелителя небес.

— Под городом есть туннели?

— Да…

— Ты можешь провести меня в подземелье, что в основании холма?

— Конечно, господин! — он вскочил на ноги и тотчас почувствовал, как рука Лики лихорадочно схватилась за него, удерживая, прося остаться с ней, не бросать одну.

Девушка не смела заговорить с другом в присутствии бога, однако ее молчаливое отчаяние было красноречивее всяких слов. Нет, что бы там ни было, Бур не мог просто уйти, не позаботившись о ней, слепой, беззащитной, такой несчастной и одинокой.

— Господин, позволь моей подруге остаться здесь, с Твоим караваном. Я понимаю, у нее другой покровитель, и все же…

— Конечно, — он повернулся к Атену. — Пожалуйста, позаботься о девочке, пока нас не будет.

Хозяин каравана насупился, побагровел от напряжения. — Я иду с Тобой!

— Нет…

— Правильно, — Евсей перебил Шамаша, не дав тому ничего сказать. Мысленно он повторял слова молитвы, прося прощение за непочтительность, в слух же упрямо продолжал: — Никто никуда не пойдет! Или Ты не дал слово? Или госпожа Кигаль не приняла его, беря в в свидетели Тех, кто ведом лишь богам?

— Высшие поставили условие. Теперь, когда оно исполнилось, я свободен от данного слова, — он собирался снять руку с плеча караванщика, но тот удержал его.

— Все равно Ты не можешь, не должен идти против госпожи Кигаль!

— Неужели ты так ничего и не понял? — он с удивлением и даже долей разочарования взглянул на летописца. — Эрешкигаль покинула этот город, едва власть над ним взял в свои руки Нергал.

— Губитель! — пробормотал караванщик. — Но если так, — еще не придя до конца в себя, продолжал он, — если так, то Ты тем более не можешь… Он Твой враг!

— И что же, я теперь должен от него прятаться? — усмехнулся Шамаш.

— Но… Ладно… — Евсей понял, что не сможет переубедить бога, и вынужден был смириться с Его волей. — Но я пойду с тобой!

— Это не твой бой.

— Я должен! Понимаешь: должен! Неужели Ты откажешь мне в праве заслужить исполнение мечты?

— Я тоже иду! — быстрыми шагами к ним приблизился Лис, на ходу засовывая за пояс острые иглообразные ножи. Лицо воина было твердым, как камень, голос решительным, дух уверенным в то, что на этот раз не найдется ничего, способное помешать ему исполнить свое решение. "Я все равно сделаю это! — в глазах караванщика, устремленных на Шамаша, горел вызов. — Даже если придется идти против Твоей воли! Я не позволю Тебе ради того, чтобы защитить нас, рисковать одному, сражаясь со злейшим врагом!"

— Да будет так, — скользнув взглядом по лицам караванщиков, тот кивнул, решив, что будет лучше, если они пойдут вместе с ним, у него на глазах и под защитой, вместо того, чтобы броситься сломя голову вослед, не зная не только пути, но и даже куда он ведет.

Какое-то время Атен с сомнением смотрел на помощников. "И я с вами!" — первое, что пришло ему в голову и уже готово было сорваться с губ, но что-то заставило его остановиться, так и не произнеся ничего вслух.

Он качнул головой: нет, хозяин каравана, он не мог бросить своих людей перед лицом столь ужасной опасности. Он отвечал за них перед богами и господином Шамашем — в первую очередь…

— Ты должен остаться, — подтверждая его сомнения, проговорил бог солнца, — ради самого дорогого, что есть у тебя.