Юлиана Суренова - Город богов

— Господин, — прошло некоторое время, прежде чем старик набрался достаточно сил и смелости, чтобы заговорить вновь, — прости меня… Я понимаю, что не заслуживаю даже Твоего внимания, не то что прощения, однако… — не закончив фразы, он застонал и скривился от резкого приступа боли.

— Ты, ни в чем не провинившийся передо мной, просишь прощения у своего убийцы, пусть и невольного… — колдун тяжело вздохнул. Его глаза были полны боли.

— Почему, интересно мне знать, свою вину чувствуют лишь те, кто стал жертвой обстоятельств, в то время, как настоящие преступники не испытывают даже неудобства, не то что угрызения совести? — донесся до них задумчивый женский голос. Выйдя из тени, к ним неторопливо приблизилась Эрешкигаль, остановилась рядом, таким образом, чтобы в одно и то же время видеть и Абру, и Шамаша. — Никогда не думала, что с Нергалом так легко справиться… Прости, но, если быть откровенной, я не верила, что ты сможешь его победить, — она качнула головой, словно еще раз взвешивая все возможности, которые, по ее мнению, были явно не в пользу чужака, — потому и настаивала на том, чтобы ты держался подальше от него… И я не могла помочь тебе. Потому что он использовал бы мою силу против тебя. Он умеет.

— Я знаю… Позаботься о нем, — колдун указал на умирающего, а затем отодвинулся чуть в сторону, освобождая богине место.

— Конечно, — кивнула та, опускаясь рядом со смертным совсем как всепонимающая и всезнающая плакальщица — провожатая. Ее заботливые руки коснулись головы старика, губы зашептали: — Ничего не бойся. Смерть — лишь миг. Я провожу тебя по Ту сторону, в самый светлый и счастливый из миров.

— Госпожа моя, я не достоин… — прикосновение богини вернуло старику силы. Не чувствуя боли, он чуть приподнялся на локтях, не спуская с повелительницы подземного мира взгляда мерцавших смертью глаз.

— Ты столько лет верой и правдой служил мне. Я ценю верность более всего. Так что не сомневайся — ты достоин. И я намерена щедро вознаградить тебя… А сейчас успокойся, примирись с миром, простись со всем, что оставляешь позади, ибо нам пора.

— Да, госпожа. Благодарю Тебя… — однако в его глазах было сомнение, словно оставалось еще что-то, не позволявшее его душе упокоиться с миром. Он страстно хотел что-то сказать, узнать, но не смел заговорить с грозной богиней первым.

— Что тебя не отпускает? — почувствовав это, спросила та, превратившись на миг в его глазах в обычную женщину.

— Этот город… Ты простишь его за… за предательство Хранителя?

— Предательство простить невозможно… — в ее взгляде, скользнувшем по тому месту, где чернело пятно — все, что осталось от мага, попавшего под горячую руку Губителя, мелькнула нескрываемая ненависть, — Однако, — Эрешкигаль вздохнула, вновь повернувшись к жрецу, сменяя ярость на сочувствие, — город тут ни при чем. Он ни в чем передо мной не провинился.

— Ты ведь не оставишь его в Своей милости? — спросил Абра, с надеждой и мольбой глядя на Нее. Увидев, что богиня медленно качнула головой, он в отчаянии вскричал: — Но почему?! - ему было невыносимо больно думать о том, что город может лишиться своего божественного покровителя.

— Не жалей об этом, — вздохнув, проговорила та, — моя милость не многого стоит. Что же до защиты, — богиня бросила быстрый взгляд куда-то назад, — можешь не беспокоиться: у города уже есть новый покровитель.

— Господин Шамаш! — жрец с радостью взглянул на бога солнца. О, как бы это было замечательно! Лучшего и представить себе нельзя!

— Нет, — она чуть заметно улыбнулась, — этого бродягу на месте не удержать.

— Но кто же тогда…

— Гулла, девочка, подойди сюда, — женщина подняв взгляд на застывшую поодаль горожанку, поманила ее рукой. Та, с явным сожалением выпустив ладонь Ларса из своих тонких холодных пальцев, приблизилась к великой богине.

— Мне больше нравится, когда меня зовут Нинти, — проговорила она, с некоторым укором посмотрев на Эрешкигаль: ей вовсе не хотелось, чтобы смертные узнали правду о ней прежде чем она сама будет готова произнести ее слова, однако, понимая, что теперь уже поздно что-либо менять, смирилась, может быть даже легче, чем сама того ждала.

— Богиня врачевания! — восторженный вздохом сорвалось с губ Евсея. Для него это был поистине великий день — увидеть стольких небожителей!

Та скользнула по караванщику быстрым взглядом, на миг задержалась на лице Шамаша; ее губы шелохнулись, рот приоткрылся, словно она уже была готова заговорить с ним, однако в самый последний момент почему-то передумала, и, вздохнув, склонилась над стариком.

— Извини, — тихо проговорила Нинтинугга, — но ты умираешь и всей моей силы не хватит, чтобы спасти тебя. Конечно, я могла бы воскресить…

— Нет, о нет, моя прекрасная госпожа, я и не думал просить Тебя об этом! — воскликнул Абра. — Мой путь определен и я рад, что это так, ибо после случившегося уже не мог бы оставаться на земле… Дыхание смерти на многое открыло мне глаза, разбудило разум, очистило душу… — жрец заметил внука, замершего позади господина Шамаша, виновато улыбнулся ему, словно прося прощение за то, что дед вынужден покинуть паренька… Ему было больно осознавать это. На лицо набежала тень… И тут он вспомнил: нет, Бур будет не один. У него есть друг — наделенный даром, да, еще он слышал о подружке — сестре Ларса… Лика, кажется, так ее зовут. Прежде старик отвергал даже мысль о возможности союза между своим единственным наследником и слепой девчонкой. Но теперь многое изменилось, и ему было радостно думать о том, что однажды это произойдет, ведь сестра Хранителя — завидная партия для любого.

"Мой мальчик не будет одинок, — мелькнуло у него в голове, зажигаясь искрами чистых сладостных слез в глазах, — у него будут друзья, семья, дети и внуки… И, если боги будут милостивы, может статься, когда-нибудь исполнится и моя самая заветная мечта: Бур станет жрецом…" — Прощай, — вздох облегчения сорвался с его губ. Арба улыбнулся: теперь он был счастлив. И, наконец, свободен.

— Пора, — Эрешкигаль пробежала тонкими холодными пальцами по лицу служителя, налагая на его черты печать смерти, коснулась губ, забирая вместе с последним вздохом душу старика, чтобы, спеленав ее, словно младенца, защищая от стихий мира, унести в прекрасные края тепла и вечного блаженства.

Еще миг, и богиня исчезла, словно легкая туманная дымка поутру.

— Вот и все, — прошептал Бур, не в силах отвести взгляда от того места, где еще мгновение назад госпожа Кигаль склонялась над своим жрецом.

Богиня ушла, унося собой вечную душу, оставив ворохом старых одежд лишь начавшее погружаться в вечный сон тело — пустое и холодное. Она выполнила свою часть работы. Об остальном должны были позаботиться другие.