Константин Мзареулов - Зачарованный мир

Первым к Сумукдиару, напористо оттеснив друзей и родственников, подбежал разгневанный Сахадур-Мурза. Темпераментно размахивая руками, он решительно уклонился от приветственных объятий и закричал возбужденно:

– Опять меня не уважаешь?! Всех позвал врага убивать, только Сахадура забыл! Почему такой обида делаешь – что, сармат для тебя не человек?! Завтра моя тумен первая пойдет на бой – пускай тебе стыдно будет!

Сильно смущенные Сумук, Пушок, Фаранах и остальные долго успокаивали разбушевавшегося хана, объясняли: мол, не собирались обидеть его, а, напротив, хотели приберечь непобедимых сарматских героев для настоящего большого дела. Наконец, наслушавшись восхвалений, Сахадур вернулся в благодушное настроение и принялся раздавать подарки. Сумукдиару достался роскошный плащ из шкуры огромного леопарда с застежками из серебра с полудрагоценными камушками. Пушок, мужик широченной души, отвалил хану, в свою очередь, две дюжины соболей. Чтобы не оставаться в долгу, Сумук немедленно заколдовал Сахадурову саблю, так что отныне клинок сарматского предводителя без усилий разрубал любую неволшебную сталь.

Дело явно шло к грандиозной попойке, но тут прискакал с небольшой свитой Андрей, племянник Веромира, который привез приказ разместить полки засадой в лесу вдоль Незаможного шляха.

– Это еще зачем? – возмутился Фаранах. – Будем мы, как же, под кустами прятаться. Вон севернее Змиева есть поле – развернемся там в линию и ка-а-ак врежем всеми силами…

– По коням! – отрубил Сумукдиар. – Внезапным ударом из засады мы обойдемся куда меньшей кровью.

Уже на марше он распорядился, чтобы командиры колонн прислали к нему всех своих колдунов, магов, шаманов, лазутчиков и охотников. Этим бойцам он дал особое задание.

К полудню союзное войско обогнуло изготовившийся к обороне Змиев. На крепостных стенах прохаживались лучники, вокруг города гарцевали небольшие разъезды. С севера тянулись запряженные быками и тяжеловозными кобылами повозки: крестьяне спешили под защиту городских укреплений – укрыться от неприятностей, неизбежно сопровождавших княжеские междоусобицы.

После трехчасового перехода войска разместились в пуще по обе стороны вымощенного камнями тракта, соединявшего два сильнейших удела Будинии – Змиев и Тигрополь. Сегодня должна была наконец разрешиться застарелая вражда двух столиц. Сумукдиар, чье главенство все признавали безоговорочно, расставил полки по участкам, велел соблюдать тишину, костров не разводить и обедать всухомятку. Покончив с приготовлениями, он разжег малый огонь в переносном светильнике и переговорил со Светобором.

Великий Волхв сообщил, что в центральных рысских княжествах стоит пока тишь да гладь, хотя и без божьей благодати. Пятидесятитысячное войско Царедара и Славомира разбило лагерь на удобной позиции в трех полетах стрелы от окраин Древлеборска. Правильно поняв этот намек, Ефимбор дружину из городских стен выводить не стал и обещал завтра с утра быть в Змиеве на Вече. Борис Туровский, как и сарматский хан, пребывал в обидах, что его не оповестили о замыслах ордынско-магрибских наймитов, однако на Вече также прибудет.

– Вот и все, – удовлетворенно сказал гирканец, загасив светильник. – Чорносвит остался один. Правда, он сам об этом пока не знает.

– Для него это будет приятным сюрпризом, – хихикнул Фаранах. – Одно мне обидно – драки, да, не будет.

– Будет, – утешил брата Сумук. – Не сегодня, так недельки через две-три.

– С Ордой, что ли? – Фаранах поморщился. – Вот той драки, да, лучше бы не было.

– Увы, мир устроен не так справедливо, как нам хотелось бы. – Джадугяр вздохнул.

Ближе к вечеру дозорные принесли долгожданную весть: по Незаможному шляху приближалось войско Чорносвита. Вскоре стала известна и численность супостата: двенадцать тысяч пеших и девять тысяч конников при двадцати трех стенобойных машинах. Когда неприятельская колонна полностью втянулась в западню, Сумукдиар подал сигнал, и его полки, выйдя из леса, окружили тигропольцев. Одновременно из Змиева выступила дружина Веромира, охватившая голову вражеского войска.

Обнаружив, что обложены многократно превосходящей силой, незваные гости мигом потеряли всякое желание куражить, тем паче что многие не ведали толком, с какой целью отправились в поход.

Сам Чорносвит божился, что отродясь в мыслях не держал коварных умыслов супротив Веромира, а ехал просто на охоту. Большинство тигропольских полковников и сотников – тоже, видать, незлые люди – уверяли, будто князь обманул их, набрехав, что отправляется в набег на хозар.

Между тем отобранные Сумукдиаром колдуны и лазутчики, затесавшись в ряды тигропольского войска, выискивали тех, которые таили в душе злобу на идею рысского заединства и готовы были прислуживать Магрибу и Орде. Таких отводили в сторонку, вязали и укладывали мордой вниз на соседних полянах. Их участь будут решать вскорости, но пока на такую ерунду времени не было.

К сумеркам с воинством Чорносвита все-таки разобрались. Самого князя, его ближайших сообщников и тридцать сороков особо злобных дружинников отправили в змиевские темницы, а прочие двинулись восвояси, дав обет на крови не поднимать более оружия против братьев рыссов.

Ночью объединенная армия шумно пировала, разбив шатры и юрты вокруг Змиева. По этой причине укрывшиеся в городе крестьяне предпочли не покидать убежища: знали, что солдаты, даже союзные, разгулявшись, обязательно примутся безобразничать похлеще орды завоевателей.

Для князей, воевод и знати Веромир закатил в своем тереме грандиозный прием. Вино, горилка, мед текли неиссякавшими горными потоками, жареные лебеди и печеные кабаны стремительно превращались в груды обглоданных косточек. Не привычный к местному размаху попоек Сумукдиар быстро скис.

Опираясь на локоть Рыма, он долго плутал по веромировым хоромам в поисках отведенных ему покоев. Верный оруженосец тихо ворчал: дескать, отрывают его всякие слабаки от важных занятий.

– Ничего, ничего, – непослушным языком утешал Су-мук давнего товарища. – Сейчас только найдем мою постельку, и вернешься к той гарной дивчине. Лишь бы дверь найти, а дальше я уж сам как-нибудь.

– Найти-то найдем, – вздыхал Рым. – Только уведут ту дивчину. И бочку ту вылакают до донышка.

– Крепкий ты мужичище, – не без легкой зависти заметил джадугяр. – После такой пьянки способен еще о бабах думать. И о горилке… О! Вот и дверь!

Это на самом деле была его комната. Страшно обрадованный гирканец довольно быстро отыскал в одном из карманов ключ и даже умудрился без посторонней помощи отпереть дверь. Он уже собирался отослать изнывавшего Рыма, как вдруг из коридорного полумрака к нему приблизилась стройная высокая фигура.