Инна Живетьева - Орлиная гора

Вечерние тени в углах делают дом еще угрюмее. Неслышно прошел по коридору слуга – мелькнул свет лампы в щели под дверью. Тихо. Давно тут не слышали громких голосов и раскатистого смеха отца. И чем ближе Темкин отъезд, тем молчаливее становится княгиня. Одна тень осталась от Дарики, жена капитана кажется Темке похожей на высохший осенний лист. Все так же настороженным зверьком смотрит Лисена, ждет от судьбы только бед. Шурка похож на сжатую пружину, того и гляди – сорвется. С тех пор, как Александер накричал на сына, тот вообще не появляется днем в доме, отсыпается перед ночным дежурством на сеновале или торчит в конюшне. Он не обиделся на отца, просто боится еще раз увидеть перекошенное в безумной гримасе лицо и побелевшие от напряжения губы. Приходит, когда Александер забывается, высиживает до рассвета. Боятся оставить капитана одного.

Сам Темка уже с четверть часа недвижно сидел, вперив взгляд в лампу. Принес, поставил на стол маленький сундучок, но так и не открыл его. Отблески света горят на медной оковке, на торчащем из замочной скважины ключе. Сундучок – мамин подарок, сделанный то ли в честь примирения, то ли как неловкий шаг к нему. Вроде бы и сгладилась ссора, но нет-нет да проскользнет отчужденность. Темка не может, как раньше, подойти к маме со своими тревогами. А в глазах княгини, где-то в глубине зрачков, невидимый почти никому, поселился страх. Темные ресницы и белые веки – хрупкая преграда. Иногда кажется: вырвется! И тогда мама бросится к Темке, обхватит и закричит: «Не отдам! Не пущу-у-у!» Но княгиня – дочь воина, жена воина и мать наследника, а потому подарила сыну сундучок, в котором так удобно хранить серебряные эполеты и аксельбанты, тонкую иглу и серебряные же нити, вышитый на сукне герб, дабы, если понадобится, пришить на мундир.

Мелодично отзвенел замок на поворот ключа. Княжич откинул крышку и сдвинул в сторону эполеты; открылось темное дерево. Осторожно, стараясь не стукнуть громко, Темка опустил на дно Митькин нож.

Раз в год, когда присягают королю сыновья знатных родов, устраивается бал. Матери выводят дочерей в свет, придирчиво оглядывают юношей в новеньких мундирах. Отцы вспоминают, как сами стояли перед королем. Пышная старинная музыка сменяется легкими вальсами, потом приходит очередь сложных менуэтов – по традиции сыновья приглашают матерей. Свечи в зале не гаснут до самого утра. Рассвет молодые воины встречают по-разному: кто в оранжерее за душистым кустом сжимает ладонь своей избранницы, кто ждет восход на широкой восточной лестнице. Говорят, если прикоснуться к белой колонне в тот момент, когда ее окрасит в розовое, то можно загадать желание – и оно сбудется. Сколько золотых лент тут просили! Побед в боях. Подвигов. Золотых родов всего пять, и давно никому не протягивали меч с лентой на оголовье, но все равно каждый год кто-нибудь из княжичей кладет ладонь на холодный камень и твердит про себя: «Пусть я буду достоин этой чести».

Но это все потом, после. А сначала в Малом тронном зале встанут перед королем пятнадцати-шестнадцатилетние. Затихнут гости. Прослезятся матери. Кокетливо взмахнут веерами девушки. Принцесса опустится на ступеньки трона. Займет место справа коннетабль.

Так было.

Но сегодня Малый тронный зал почти пуст. И Темка стоит в строю не третьим, а первым. Вторым должен был быть Маркий Крох, но он уже носит бело-пурпурный мундир; правда, без геральдического золота. Первым – Эмитрий Дин. И у него теперь другие аксельбанты – белые, как у всех знатных мятежников. Шакал бы побрал князя Дина! Вот и получается, что рядом только Фалький Ледней. Остальные княжичи и баронеты присягали в первые дни мятежа, а Ледней задержался по дороге в столицу.

Пуст и Большой тронный зал. Музыканты не настраивают инструменты, не осматривает придирчиво слуг с подносами распорядитель. Не время для балов.

Княжич нашел взглядом маму. Жалко будет оставлять ее сейчас. Но такова судьба воина.

– Артемий Торн из рода серебряного Оленя!

Княжич торопливо шагнул вперед:

– Мой король!

Взлетел голос под купол зала. Рука легла на оголовье родового меча. Отчеркнула присяга то, что было. Развела побратимов по разные стороны.

…Вот он и солдат короля.

Как ждал Темка этот день! Не раз и не два представлял в деталях. И как все вышло на самом деле… От обиды комок набух в горле. Фу ты, шакал паршивый! На кого обижаться-то? На судьбу, на Создателя? Виноватых нет, но все равно щекочут подступившие слезы. Хорошо, что уже закрывает Совет князь Кирилл.

– Мне нужно к коннетаблю, – соврал Темка маме.

Но пошел не следом за старым князем, а выбрал другую дорогу – на восточную лестницу. Пусть давно рассвело и Темка уже не верит в загаданные желания, но хотелось коснуться белой колонны. Постоять хоть пару минут в тишине, успокоиться. Забыть паскудную ухмылку Марика, когда тот не увидел Митькиного ножа. Специально, гад, дожидался – посмотреть. Кулаки зачесались дать ему в рожу, чтобы кровью захлебнулся и не смел лыбиться.

Невыплеснутая злость заставила ускорить шаг, и по восточной лестнице Темка почти взбежал. С размаху обхватил колонну, прижался. Вот дерьмо шакалье, ну что за слезы дурацкие подкатывают? Обидели деточку, на балу не пришлось побывать. Тьфу! А если Марику морду нельзя пока набить – так учись бить словами.

Ресницы все-таки намокли, Темка слизнул с губы соленую каплю. Создатель, ну почему все не так, как должно было быть? Вроде бы полной чашей отмерил бед еще там, в Черных песках. Ан нет, то было только начало. Олень-покровитель, а ты за что разгневался на своего княжича? Нет ответа.

И Митьки рядом – нет, и отец далеко. Но князя Торна Темка скоро увидит, а как выпадет с побратимом встретиться? Не приведи Создатель – в бою. И пощади от плена: ни Темку мятежники не помилуют, ни король милости врагам не обещает.

Темка вытер щеку о плечо. Все, действительно пора бы найти коннетабля, получить распоряжения по случаю отъезда.

Княжич спускался неторопливо, похлопывая ладонью по перилам. Военному, конечно, так идти непростительно, во всяком случае, по Темкиному мнению. И когда он услышал шаги, то торопливо выпрямился, одернул мундир. Кто-то поднимался навстречу, вот-вот выйдет из-за поворота, с заставленной высокими вазонами площадки. Хорошо, что не застукали, когда он обнимался с колонной, вот было бы позорище! Темка ускорил шаг, стараясь побыстрее проскочить мимо.

– Княжич Артемий!

Горячая волна толкнула в грудь: на лестнице стояла Анхелина.

– Принцесса, – он склонил в приветствии голову.

– Я хочу поздравить вас.

Стремительный шаг – и Анхелина поднялась на одну ступеньку с Темкой.