Чарльз де Линт - Волчья тень

Сегодня утром ко мне заходил врач лечебной физкультуры вместе с красавчиком Дэниелем. Софи уверяет, что он в меня влюблен, но на самом деле он просто внимателен к своим больным.

Им срезали бюджет, так что на одного врача приходится слишком много пациентов, и он не сможет всегда заниматься мной сам. Он показал Дэниелю, как упражнять мою руку и ногу, сочетая движение с глубоким массажем мышц. Проделывать это полагается не меньше двух раз в день. А если возможно, то чаще. Так что сегодня после обеда Дэниель пришел для второго сеанса и чуть не свел меня с ума, сгибая и поворачивая мне руку, ногу, шею и непрерывно болтая. В прежние времена и я была бы счастлива с ним поболтать. Джорди говорит, я страдаю неизлечимой общительностью. Может, мне и пришлось учиться любить людей давным-давно, когда я заново становилась человеком, но теперь усилий не требуется, потому что я их в самом деле люблю.

Но сейчас мне хочется побыть одной. Мне не нравится, когда Дэниель двигает мои руки-ноги, будто я марионетка. Мне не нравится, когда заходят друзья и вдруг становятся рядом со мной напряженными и неловкими. Осторожнее, не разбейте Шалтая-Болтая. Шалтай-Болтай по дорожке гулял, Шалтай-Болтай под машину попал. Мы его кое-как собрали, но клей держит не слишком хорошо, и от любого сквозняка кусочки снова могут рассыпаться.

Когда Дэниель наконец уходит, я опять закрываю глаза. Помнится, меня всегда удивляло, как легко Софи удается заснуть, но теперь я, кажется, понимаю. Если знаешь, что заснуть – значит перейти границу, как не научиться засыпать мгновенно?

Вот я – Сломанная Девочка на больничной кровати, а вот уже я – снова я, целая и подвижная, стою в вечном лесу. В лесу-соборе. Скажете, это просто сон? Верно. Но мне все равно, главное, я могу гулять под исполинскими деревьями, и каждый вдох – как сытное угощение, пища для моей души.

Мне хочется просто бродить, уходить все глубже в страну снов, найти место, которое – я знаю – ждет меня здесь. Мой дом. Но я обещала Джо не торопиться, чтобы прогулки здесь не отвлекали меня от главного дела – починить Сломанную Девочку. А уж потом искать дом. Я понимаю, что он прав: если я умру в Мире Как Он Есть, меня заберут и из страны снов, отправят в последнее путешествие, которое всем нам когда-нибудь предстоит. Я не знаю, что ждет нас, когда мы умираем: лучше там будет или хуже. Знаю только, что я еще не готова узнать.

Так что не будем торопиться. Сегодня я решила заняться этюдами.

До того как попасть под машину, я всегда находила время на это дело. Если некогда было работать над картиной, я брала альбом для набросков и рисовала безо всякой цели, просто ради удовольствия, чтобы почувствовать, как карандаш скользит по бумаге, подбирая тени и блики, пока не совершалось чудо, и на бумаге не появлялась узнаваемая форма. По-моему, я всегда рисовала не задумываясь, еще ребенком. Так же просто, как дышала. Но теперь я знаю, что делаю. Я знаю, что моя радость объясняется самим фактом, что я могу рисовать. Сломанной Девочке и карандаша в руках не удержать. Я раздобыла альбом и отличный угольный карандаш в Мабоне. До сих пор не разобралась, почему меня заносит то туда, то сюда, в лес. Я долго бродила по городу, искала Софи и ее парня, Джэка, и встретила много интересного народа, но их не нашла. Любопытно: те люди, с которыми я познакомилась, они в стране снов свои или вроде меня, в отпуске от собственного тела? Спросить показалось невежливым.

В последний раз я решила на время оставить поиски. Мабон оказался даже больше Ньюфорда, а Ньюфорд уже перевалил за шесть миллионов. Искать Софи, не зная города, – довольно безнадежное занятие. Как-нибудь встретимся. А пока, что говорить, мне по душе Мабон, но в лесу лучше.

В прошлый раз, когда я очутилась в Мабоне, мне попался художественный магазинчик, и там я нашла альбом и карандаш. Спросила Джейми – так, судя по табличке, звали продавца за прилавком, если только они со сменщиком не использовали одну табличку на двоих, – не знает ли он, как из Мабона попасть в лес-собор. Мое название ему понравилось. Даже в стране снов, которая вся походит на храм, тот лес – особое место.

– Иногда это возможно, – сказал он, пропуская меня за прилавок.

Мы оказались на складе, где царил кавардак, обычный для тех помещений магазинов, что скрыты от глаз покупателя. Джейми нажал ручку двери в задней стене комнатки и открыл ее, но перед нами оказался обыкновенный переулок.

Он прикрыл дверь и обернулся ко мне:

– Извините. Забыл предупредить, что срабатывает только тогда, когда вы ждете, что за дверью окажется именно то место, куда вы хотите попасть.

Я открыла рот, чтобы спросить, как такое может быть, но передумала и просто кивнула. В волшебном мире случаются чудеса.

Я улыбнулась продавцу:

– Конечно, она ведет в лес.

Он открыл дверь, и она вела в лес. Переулка не было, лес начинался сразу за порогом.

– Хорошо у вас получается, – похвалил меня Джейми. – Мне если и удается, то с нескольких попыток.

Вот так я перенесла свои покупки в лес-собор. Перед тем как вернуться в Мир Как Он Есть и проснуться Сломанной Девочкой, я уложила их в полиэтиленовый мешок, который получила в магазине, и спрятала под корнями большого дерева. И нашла там, когда вернулась сегодня. Я и не пытаюсь передать величие исполинских деревьев. Выбираю натуру помельче, попроще. Пучок поганок, проросших на упавшем стволе. Мох, заполнивший трещины в коре одного из гигантов. Композицию из орехов, листьев и голубого перышка сойки, которое, признаюсь, переложила ради большего эффекта. Свет здесь поразительный. Я даже не жалею об отсутствии красок, передавая натуру в черно-белом изображении.

Я с головой ушла в работу и не сразу замечаю, что кто-то стоит у меня за спиной. Медленно оборачиваюсь и моргаю при виде странного человечка, который уже бог весть сколько времени наблюдает за мной. Отдаю ему должное: он умеет держаться тихо.

– Привет, – говорит он.

– И тебе привет.

Он примерно с меня ростом: чуть поменьше моих пяти футов, но не намного. Худой, но мускулистый. Лицо крупное и, судя по морщинкам в уголках рта, улыбчивое, широко расставленные карие глаза, большой нос картошкой, полные губы. Волосы такими же кудряшками, как у меня, только короткие и темно-рыжие, а кожа цвета корицы. Примерно так я всегда представляла себе Робина Доброго Малого – ну, знаете, проказника Пака из английского фольклора, – разве что одет он в джинсу-кожу и на руках у него татуировка: на одной – молния в круге, на другой – просто молния.

– Не хочешь меня нарисовать? – спрашивает он.

Я невольно улыбаюсь. Трудно не откликнуться на такую простодушную подначку.

– Конечно, – отвечаю я, – почему бы и нет. Ты позировать сумеешь?