Алексей Свиридов - Крутой герой

«Но как я устал!» — удивился Андреа сам себе. — «Похоже, что чудеса и диковины меня задрали настолько, что я действительно счастлив видеть… этого!»

Обниматься он конечно же не стал: радость не стоила откушенного уха — именно ухо откусила маленькая зеленая милашка спутнику Андреа в одной из Историй, когда тот начал заигрывать с ней без воли Создателя, а потом объяснила, уже сидя на ветке, что человеческое прикосновение в любом из народца вызывает непреодолимое отвращение, и желание защищаться до последнего.

— Итак? — деловым тоном произнёс эльф. — Если я не ошибаюсь, тут кто-то за что-то кому-то много чего-то обещался отдать?

— Ай, крыса!

Ану-инэн завизжала, и бросив ведро, запрыгнула в машину. Голди просто подскочила, не обращая внимания на рану, и попыталась подобрать несуществующую юбку.

— Моральный ущерб! — обрадовался остроухий эльф. — Ну, теперь этого чего-то должно быть не просто много, а много весьма!

Андреа мягко отстранил У-у, и выступил вперёд:

— Уважаемый и досточтимый представитель доброго народца, коий всегда готов придти на помощь! Велико моё сожаление о недостойных словах дам, которые по малоопытности своей о многом возвышенном понятия не имеют, за кое обстоятельство и приношу вам извинения свои.

Зелёный эльф приосанился, зловредная ухмылка приобрела оттенок мечтательности.

— Однако, смея привлечь внимание высокоблагородного гостя к проблемам своим, я вопрошу: какого рода интерес вызвали скромные проезжачие? Ответствуй же!

«Вонючка поганая,» — добавил про себя Андреа. Маленьких зелёных эльфов он, если быть честным, никогда не любил и не уважал, хотя и признавал за ними искусность во многих сферах. Одна из самых неприятных черт этого пакостного племени заключалась в том, что они неизменно требовали обращаться к себе так же, как по их мнению, полагается разговаривать с высокими эльфами. О том, что на самом деле с высокими общаться гораздо проще, маленькие зелёные эльфы если и знали, то умело это скрывали.

— Ну, паря, на язык ты горазд, это мило. А как насчёт мошной тряхнуть? Ты вроде тут распространялся, что друга своего оживить хочешь за гроши?

— О! Сколь справедливы слова твои! Такое желание действительно высказывалось мною, но возможно ли сие, и во что станет это небогатым, прямо скажем, совсем бедным путникам?

— Все вы бедняки на словах. Ну-кась, дай пошарить по сусекам…

— Эй, девки, У-у! — обеспокоенно крикнул Андреа. — Всем смирно стоять, пусть рыщет! А не то потом жизни не будет!

Его слова, а главное — уверенность, с которой до сих пор Андреа общался с востроухим, возымели действие. Когда эльф словно в воду, нырнул в машину, никто не пошевелился и не запротестовал.

Обыск длился недолго. Вылез эльф погрустневший, и задумчивый, но вдруг воспрянул, увидев ускользнувший от осмотра объект. Молодецким скоком преодолев расстояние между машиной и У-у, он проскочил между ног мохнатого, и запустил ручки ему в сумку-набрюшник.

Андреа внутренне сжался. Где-то же должен быть предел добродушию У-у, и вполне возможно, что эта маленькая зеленая козявка сумеет его преодолеть. Сейчас мохнатый мизинец подцепит эльфа за шиворот, швырнёт его на середину реки… И пойдёт злопамятный народец пакостить и обидчику, и его спутникам, и всем кто рядом случится — Андреа достаточно хорошо знал эти нравы, а поэтому вздохнул с облегчением, когда рука эльфа вынырнула обратно.

— Так… Так… Ой! Это ты?

— Это я, — прогудел мохнатый.

Пальчики эльфа с молниеносной быстротой перешелушили пачку клетчатых «визитных карточек», словно опытный шулер проверил расположение карт в колоде.

— А кто рисовал-то, а?

— Я рисовал, — с достоинством ответил У-у.

— А меня можешь сделать?

— Если есть на чём — смогу.

— А жену? А ещё одну жену? И старшенького?

— Могу, почему нет. Мне не трудно.

— Ой здорово! Ой здорово! А говоришь, бедняки… Ну, паря, где там дохлец-то твой? Ща сделаем в лучшем виде.

— Да извинит меня достоуважаемый, но не соблаговолите ли вы уточнить, каковой вид вы подразумеваете под лучшим? — вопросил Андреа торжественно, но с намёком — мол, меня на мякине не проведёшь.

— Сказал, лучший, значит лучший! — отрезал эльф. — Не сапог на клею тебе продаю! Молоком из щучьего вымени не промышляю! Или тебе, паря, наоборот, зомбешника состряпать надо?

— Не надо, пожалуйста. Лучше просто оживить, — вежливо пояснил У-у. Несмотря на то, что в его речи отсутствовали всякие словесные завитушки, настоящее, неподдельное уважение к собеседнику в ней чувствовалось куда сильнее, чем в высокопарных построениях Андреа. Похоже, эльф тоже уловил разницу, и теперь обращался исключительно к мохнатому.

— Только это не против канвы будет? Он как персонаж, не мастерский?

«Ещё один вариант терминологии! Значит, мы всё же не в моём мире? Но система наверняка та же!» — отметил себе Андреа.

— Нет. Точно нет, — уверенно ответил на вопрос У-у, и зелёный эльф принялся распоряжаться.

— Значит так: водички мне надо почище, с самого протока, за ней пусть кто из баб сходит. А ты, паря, сорви веточку с молодой хвоей… Ага, вот эту. Теперь надо перевернуть бедолагу вашего… Ох ты! Ну и дыра, хуже чем у старой шлюхи между ногами! Ладно, и не таких подымали.

Он ливанул воды из ведра, приложил сверху раны веточку, потом с неожиданной силой стянул края кожи, и что-то забормотал. Остатки воды загустели, пошли красной пеной, но эльф нагнулся и слизнул эту пену неожиданно длинным и широким языком. Голди явственно подавила позыв тошноты и отвернулось.

Тело Космонавта судорожно дёрнулось, потом отдельная судорога прошла по ногам. Эльф пробормотал:

— Ничего, ничего, пошла работа… — руки с раны он уже убрал, но кожа не расходилась, на глазах зарубцовывая шов. Веточка с хвоей была всё еще в руках эльфа, и он с силой, словно пытаясь убить комара, хлестнул Космонавта сначала по лицу, а потом по рубцу. Космонавт дёрнулся в третий раз, его грудная клетка приподнялась, опустилась, вновь приподнялась…

— Блин, да он дышит! — восхитилась Ану-инэн.

— Что ж я вам, волшебник что ли? Раз живой, значит и дышать должен, иначе не умею. Аль не нравится? — сварливо откликнулся эльф.

— Всё хорошо, — ответил всё так же уважительно, а теперь ещё и с оттенком чистосердечного восхищения У-у.

— Ну ладушки. Теперь так: значит вам тут всё равно сидеть долго, потому что человечек-то хоть и ожил, но смотреть-говорить сможет часиков так через шесть, а ножками двигать вообще не ранее, чем к утру начнёт. Тебя, художник, как звать-то?

У-у представился, и зелёный изложил свои предложения по дальнейшему:

— Словом, У-у я приглашаю к себе прогуляться, портретиков порисовать значит, а остальные здесь его ждите, к утру будет. Я распоряжусь, и тут на бережку вас не тронет никто. Идёт?