Журнал Если - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №3 2008 г.

– Ты представляешь себе, что такое черная дискотека? – Зингер перешел к делу.

– В общих чертах. Читал. Лондон, Бремен, Чикаго. Минимум света, максимум цвета.

– Теперь добавь Москву. Сейчас спустимся вниз, посмотришь. На той неделе открылись, фурор и аншлаг! Хотим закрепить успех, нужны качественные снимки. Справишься?

Я достал из рюкзака портфолио с лучшими работами. Зингер просмотрел его, одобрительно кивая.

– Порядок. Справишься. Только одна тонкость – снимаем для ночного журнала.

– Это название?

– Отстаешь от жизни, Сав! Слышал про издательство «Ночная книга»? Нет?

Вытянул с полки обычный детектив в мягкой обложке.

Я потрогал пальцем черный корешок, перелистал страницы. Флюоресцирующие буквы при дневном свете терялись на идеальном антрацитовом глянце.

– Как-то это противоестественно, – чуть поморщившись, сказал я. – Та же хрень, что и черные макароны. Поглощение негатива.

– Рост тиражей – триста процентов в год, – пожал плечами Зингер. – Нормальный бизнес, эмоции побоку. Люди просекли фишку, что света в ближайшее время не прибавится, отреагировали. Лучше читать цветное по черному, чем бегать за «светиками» или надеяться на «субъективный фактор».

– Веди, – сказал я.

Лифт унес нас в глубокий подвал. Сейчас, днем, в зале было пусто. Широкий овальный танцпол, по краям на возвышении два яруса столиков и диванчиков. От десятков тысячеватток, освещавших черные стены, тек душный, перегретый воздух.

– Дим! – крикнул Зингер через зал парню за диджейским пультом. – Включи рабочий режим, хочу похвастаться перед фотографом. И девчонок позови, пусть попрыгают.

Дима кивнул и убежал через служебный вход.

– Весь танцпол – это динамик. Музыка бьет под коленки. Офисное здание, ночью жаловаться некому, – ощерился Зингер. – У нас лучшие басы в столице.

Свет погас везде одновременно. Первые секунды глаз еще мог ухватить меркнущие зигзаги нитей накаливания, а потом пришла темнота. Невероятная, подземная, абсолютная.

– Ну как? – весело спросил Зингер. – Плющит?

Я не успел ответить, потому что пол под ногами дрогнул. Снова и снова. Это даже не было звуком – просто легкие ритмичные удары. Наверное, так ощущаются легкие землетрясения.

Внезапно я стал различать очертания зала. Синие полосы обрисовывали каждую ступеньку, грани колонн, углы, косяки, балки. Будто я попал в координатную сетку. Края столиков, ножки стульев светились пронзительно-зеленым. Цвет задал окружающему пространству четкие рамки. Я поднял руки к глазам. Белые нашивки на рукавах тоже ярко блестели. Зингер оказался виден весь, кроме лица – его костюм был разрисован желтым и розовым под скелета. Зингер без головы.

На танцпол выбежали две красотки из подтанцовки. На лицах – светящиеся маски, а трико расписаны длинными продольными полосами.

Мир вокруг меня состоял из цветных нитей, плывущих, качающихся, дрожащих, бьющихся в такт с подземными барабанами. Тьма и ритм.

Оставалось придумать, как это можно сфотографировать. И кое-что поважнее.

Вход в метро казался разинутой пастью. Люди огибали меня, спешили во мрак. Я последовал за ними.

С недавних пор ступени эскалатора тоже стали подкрашивать флюоресцентом. Тлеющие столбики ламп только мешали – света они почти не давали. Голубые перила, а между ними – оранжевые полоски ступенек, как рельсы и шпалы, уходящие вниз. Темные силуэты людей. Цветные нашивки на плечах, спинах, локтях. Неразличимые лица.

На платформе стоял наряд одноглазых. Они проводили меня внимательными взглядами сквозь приборы ночного видения. Интересно, как я выгляжу в инфракрасном диапазоне?

В вагонном сумраке покачивался лес темных голов. Я проехал до «Китай-города».

На выходе подошел к таксофонам.

– Господина Смирягу, пожалуйста!

В трубке заиграла та же мелодия, что сопровождает все рекламные ролики «Технопарка».

– Слушаю. – Голос был не грубым, скорее, матерым.

– Господин Смиряга? – спросил я, закрыв шарфом трубку. – Андрей Тягаев попросил меня встретиться с вами и передать один предмет. Вы свободны сегодня?

– Подъезжайте, – сказал собеседник.

– Не-е, мы так не договаривались! – капризно ответил я. – Андрей совсем, что ли, очумел? Не можете сами приехать, так пришлите кого-нибудь.

– Где встретимся? – спросил Смиряга, начальник отдела безопасности центра, где работали Дрюха и Карен.

– Сегодня в одиннадцать, в клубе «Вечная тьма» на Таганке. Я забронирую столик на ваше имя.

Не дожидаясь ответа, я нажал на рычаг. И сразу набрал второй номер. Там не играла музыка. Трубку сняли с невнятным «алло».

– Карен Саарян кое-что для вас приготовил, – сказал я. – Вы еще заинтересованы?

– Да, – сухо ответил ничем не примечательный голос. – С кем имею честь?

– После одиннадцати вечера из клуба «Вечная тьма» выйдет человек по фамилии Смиряга. Можете попросить у него то, что вы ищете.

– Вы меня с кем-то путаете, – поскучнел собеседник.

– Значит, файл «Фотогорение» возвращается домой. Несколько секунд в трубке был слышен только шорох статики.

– Что хотите за информацию?

– Если все получится, тогда и обсудим, – сказал я.

– Разумно.

Я повесил трубку и быстро ушел от автомата, то и дело оглядываясь. Паранойе только дай волю!

Турбюро, где работал Миха Никольский, занимало целый этаж в офисном здании на Покровке. К Механику я приезжал по два-три раза в месяц. Здесь ничего не изменилось – в меру бестолковые, но предупредительные девчонки-менеджеры опять попытались отправить меня за рубеж. Или у меня внешность такая незапоминающаяся?

Механик вышел из недр офиса и увел меня за собой. Он отпустил длинные волосы и вид имел слегка потусторонний. В расстегнутом вороте побрякивали висящие на тонкой цепочке крестик, полумесяц, звезда Давида и какая-то тантрическая штучка.

– Потрясающая новость! – сразу решил поделиться он. – Только, чур, не смеяться! Ты слышал, что старообрядцы вообще отказались от искусственного освещения?

– Это от какого – от искусственного? – не понял я. – От ламп дневного света, что ли?

– От любого рукотворного, – наставительно сказал Механик. – Свет – от Бога, и не нам за Божьи дела браться! Они молятся, и у них светло!

Я постарался не смеяться, потому что пообещал.

Тут его позвали к телефону.

Молчаливый сын Механика, которого тот частенько забирал с продленки к себе на работу, сидел за столом у окна и никак не реагировал на нашу болтовню. Вытянув губы трубочкой, он склонился над альбомом, куда перерисовывал с календаря турецкий отель. Городушки из кубиков выглядели вполне законченными, и мальчишка уже взялся за небо. Выбрал из большого набора коротенький серый карандаш, оставил в углу свободный кружок солнца, и начал не слишком умело заштриховывать все вокруг.