Наталья Метелева - Добровольная жертва

– Обойдутся! Точно знаю, что стану отшельницей в глухом безлюдном лесу на краю света. Но при чем здесь моя дурацкая физиономия?

– Чтобы ты перестала переживать по этому поводу, благо других предостаточно, и прекратила каждый день допрашивать с пристрастием несчастную Ребах, похожа ли ты на то или иное чудовище из альбома «Редкие и исчезающие виды от аспида до ящера», украденного, между прочим, из моей библиотеки, и насколько похожа, и какой именно частью лица или больше затылком. Ты еще не поняла, почему тебе не дано то, что для всех естественно – видеть себя?

Я в тысячный раз ответила на этот вопрос отрицательно. Откуда мне знать, почему боги меня так обидели? Зеркала – не для меня. Я в них себя не вижу. Так, пустое место вместо. Или что-нибудь похуже. Видение или привидение.

– Прочитай пока вот это, там, где закладка, – мастер сунул мне в руки толстенную книгу в потертом кожаном переплете с надписью «Свод описаний аномальных способностей, составленный братом Крапхом на благо Дела Бужды», и пожелал счастливого чтения.

В приятно прохладной в июльский зной громадине крепости, пустой по случаю каникул, уединиться можно было где угодно, но предпочтительней надоевших стен оказался тенечек сада с густым малиновым духом и рассыпчатой плотью ягод. Ободрав шипастый кусточек и расцарапав руки, я обзавелась закуской к духовной пище и с добытой пригоршней малины забралась на открытый сеновал садовой сараюшки. Это вам не жесткие скамьи библиотеки, специально изобретенные как средство пытки. Здесь уютно жужжали мухи, лениво зудели ошалевшие от солнца комары, переговаривались неподалеку лошади и пахло душисто, густо – разомлевшим миром, безоблачным младенчеством на коленях кормилицы и вообще счастьем, если бы еще вздремнуть слегка.

Закладка книги торчала немым укором, и я безропотно начала именно с нее.

«…Претендентки на звание пифии обязательно подвергаются испытанием зеркалом, дабы не упустить возможность обнаружить истинную провидицу. Обычные пифии, коих большинство, видят свое отражение так же, как остальные смертные люди. Собственное их отражение препятствует проявлению истины, ибо пристрастный взгляд формирует искажения по принципу наиболее ожидаемой вероятности. То, что ожидаемо более всего, то и будет проявлено.

Далее, прорицающей пифии истина явлена в языке прорицания, но оный уже есть деформация истины, ибо сам язык суть теория сущего, но не само сущее. Следовательно, прорицания таковых пифий основаны не на истинном впечатлении, а искажены и смутны и требуют дополнительного толкования, кое может как отсеять истинное от ложного, так и окончательно замутить картину мира. Чаще всего пифия сама не ведает, что прорицает, и таковое прорицание бывает понято превратно, и действия, основанные на превратном понимании, будут пустые и зряшные.

Истинная провидица никогда не видит своего лица ни в зеркале, ни в какой другой отражающей поверхности. Причина этого либо в дефектности ума самой провидящей, либо в специфике ее дара, и здесь трудно определить, что именно является следствием другого. Поелику ни одно из являющихся ей лиц она не способна отождествить с собственным, ибо оного не знает, то она отождествляет себя со всеми без предпочтений и обычной человеческой пристрастности, следовательно, искаженности восприятия. Она не видит то, что она есть как она, но она видит другое как себя, что и позволяет ее дару состояться как истинное впечатление.

Итак, истинная провидица есть не она сама…»

Больше я выдержать не могла, так как перестала понимать, каким это образом я оказалась не самой собой. Глаза закрылись, и щека уютно устроилась на недочитанной странице.

Мне приснился Дик. Я смотрела откуда-то сверху на его лицо в ореоле золотистых волос, крылатые плечи и крепкие загорелые руки, в которых он держал плетку, то нервно наматывая сплетенные косицей ремешки на кулак, то разматывая. Он стоял, озаренный столбом солнечного света, и хмуро беседовал с каким-то тоненьким, как свечка, и светлым, как луч, человечком. Даже лицо его собеседника, казалось, светилось. Разговор доносился обрывками, то наплывая, то отдаляясь.

– Я понимаю, для тебя это больно… – говорил незнакомец. – Тем не менее это так. У нее все отняли, отсекли, подавили. Лишь бы она пребывала в спасительном неведении. Мы были против, но Лига не послушала нас. Это был их план. Ты знаешь, их Бог – Необходимость. Закон. Он во всем, не обходим и… необходим. Он потребовал – они ведут ее. И сами держат нож, в безумной надежде, что рука Бога дрогнет и она выберется невредимой.

– Я понял, что они используют ее как приманку. На что они надеются?

– На чудо. Хотя почти невероятно, что она, такая слабая, неподготовленная, сможет справиться с тем, что должна свершить, не ведая того. Они лишили ее силы знания. Из страха, что она сломается, и этим знанием воспользуется враг. И сами себя загнали в ловушку собственных пророчеств. Поэтому они пожертвуют девочкой при первой же угрозе. Если она не справится, то погибнет. Там будут люди Владыки, которые не допустят, чтобы она досталась Твари живой. Если справится – тоже погибнет… вместе с Тварью, потому что изгнать ее она сможет только ценой своей жизни. Выбор у нее невелик. Она всегда была мертва для них. А с мертвыми никто не считается…

На лицо Дика было страшно смотреть. Он сжал кулаки, опустил голову, голос был глухой и хриплый, словно его душила невидимая петля.

– Я знал многое, но не думал, что все до такой степени чудовищно, Ольен. Они хуже Бужды. А пробужденных я изучил, поверь. Зло остается злом, даже если лицемерно прикрыть его заботами о судьбах мира.

– Не торопись осуждать, господин. Кто, кроме них, еще понимает, что времени больше нет? Нет на другие возможности. Эта – единственная! Грядет катастрофа: Тварь очнулась. Если Бужда прольет кровь всего мира в купель одного детеныша Твари, то Лига кладет кровь одного ребенка в основу мира. Зло и добро – вопрос меры.

– Зачем же Братчина призвала меня, если и вы считаете ее убийство единственной возможностью избежать многих?

– У нас нет других вариантов. Путь Бужды – окончательная гибель для земли Вавилор. Для всех рас. Но и Лига не даст нам освобождения. Жить непроявленными – все равно что не жить… Я призвал тебя, дабы сообщить, что Братчина приняла твой безумный план. Если он удастся, мы все обретем свободу. Все!

Глаза Ольена светились счастьем. Дик вздохнул с облегчением:

– Я рад, что Братчина это поняла. Вы так долго колебались, что чуть не опоздали.

– Братчина думала бы еще дольше. Но очнулась Тварь в Цитадели Бужды. И завтра там общий сбор пробужденных – Вечит.