Наталья Метелева - Добровольная жертва

Доктор Рипли только прослезился, когда увидел расползшееся еще больше черное пятно на груди лютниста. И удрученно развел руками. Потребовав, чтобы Сильвена отнесли в мою комнату, чтобы я знала, где его искать, я побежала звать на помощь дядюшку Кирона.

Сапожника нигде не было видно ни в пьяном виде, ни в трезвом. Измученный Пелли, уже принявший вполне бескрылый вид, тоже только развел руками: о том, где дядюшка, он знал столько же, сколько и я.

Оставалось еще одно существо, в чьих силах было излечить умирающего, его-то я и призвала, рухнув на каменные плиты самой древней башни:

– Ол'олин! Помоги!

– Здорова будь, дева Радона! Далековато ты забралась от страждущего! – ворохнулся где-то в углу знакомый баритон. Я напрягла зрение, но ничего не увидела. Гномий голос пробурчал уже из другого угла: – Иди ужо к себе! Старый Ол'олин знает, где нужна его помощь.

В комнатке собрался целый консилиум над телом лютниста, из которого уже была извлечена стрела. Столь тесные стены вместили и кряжистого гнома, и дядюшку Кирона, и мастера Альерга, и доктора Рипли, и суетящегося Пелли, и собранную Ребах.

Они отстраненно посмотрели на меня и снова сосредоточились на умирающем. Я почувствовала себя лишней. Да так оно и было: здесь мне делать нечего, мне надо уже давно быть совсем в другом месте, пока еще не село солнце. А было уже далеко за полдень.

Наставник глянул на меня удивленно. Он успел перехватить мою мысль. Но не успел меня удержать: я уже вышла за дверь. И, когда обеспокоенный опекун открывал ее за моей спиной, я попыталась сделать еще один шаг. Из крепости и Гарса.

Но крепость впилась в меня болотной пиявкой и не отпускала. Исчезновение не состоялось. Это только пьяному море по колено. То, что легко получилось в бессознательном состоянии, не торопилось свершаться в сознательном.

Я с досадой оглядела рыцарский доспех, одиноко скучавший в коридоре. Может, шваркнуть себя по голове перчаткой?

Альерг пресек покушение:

– Что ты задумала, Рона? Зачем тебе в порт Элин?

– Да просто так вспомнился. Пожалуй, я лучше пообедаю, – буркнула я мрачно.

– Не промахнись с местом, – пожелал мне приятного аппетита наставник. – Трапезная на первом этаже.

Я поплелась куда сказано.

Неудачница. Ну что я вцепилась в этот Гарс и оторваться не могу?

Людям всегда нужны поводки, за которые они держатся изо всех сил. Плотные, надежные, крепкие костыли чувств и ощущений, с помощью которых они осваивают действительность, считая, что это и есть мир.

Людям так нужны эти подпорки в руках, что они Даже магию представить не могут без вещественных посредников, без ритуальных действий с плотью этого мира. Они выпускают поводок не раньше, чем схватятся за другой. Срабатывает врожденный хватательный рефлекс. Обязательно должны быть сказаны заклинания, сотрясающие вибрациями ткань мира. Непременно должны быть вычерчены в теле этого мира пентаграммы или что-либо иное геометрическое. Не обойтись без горящих черным пламенем свечей. Не миновать распития зелья, сваренного из какой-нибудь мерзости. Рекомендуется также большое разнообразие иных необходимых телодвижений. Без них никак. Без тела нельзя и без движений тоже.

Только совершив всю эту массу действий, только полностью загрузив работой хватательный рефлекс для всех органов чувств, человек сочтет, что условия соблюдены и пора свершиться магии.

Стоит выпустить поводок, и мир выпадает из сознания. И является другой.

Всё рядом, всё есть, всё здесь и сейчас. И вчера, и завтра, и близко, и далеко. В одном месте.

Там, где я.

Чертово зеркало, когда они уберут его с этого не подходящего для будуара кокотки места на лестничном пролете?! Я снова вляпалась в туман, как в выгребную яму. Ухнула с головой.

Туман клубился, рвался прядями и выткал маленькую фигурку в удивительно знакомом синем платье На ее голове было странно раздутое сооружение вроде шлема с оборочками. Девочка оглянулась, но я не увидела ее лица, потому что тоже оглянулась на звук открывающейся двери.

В комнату входила госпожа Аболан. Она была по-прежнему прекрасна, но вокруг глаз уже лучилась легкая сеточка морщинок, а бронзовые тяжелые волосы слегка подернулись изморозью. Она не удивилась. Она ждала и дождалась. И глаза ее сияли радостью сбывшейся надежды.

– Рона!

– Мама?

Я закрыла глаза. Сейчас она исчезнет. Такого не может быть. Я просто сплю.

Она обнимала меня, гладила растрепанные волосы и плакала.

– Ну наконец! Я так ждала, дочка!

Она отстранилась и оглядела меня, укоризненно сдвинув брови:

– Ты что, явилась сюда прямиком из котла ведьмы? Пойдем, тебе надо переодеться.

Ее покои совсем не изменились. Ничего лишнего. Почти как в моей келье. Никакой роскоши. Но строгая, даже грубая мебель смягчалась искусно вышитыми накидками. Альков был скрыт резной ширмой.

Платье уже лежало в кресле. Простое, легкое и свежее, как летний луг. Она помогла мне переодеться и, предвосхитив вопрос, пояснила с улыбкой:

– Тебе было года три, когда ты предсказала этот день. Вот я и ждала.

– Почему я не помню? Я обычно помню свои предсказания!

Она помрачнела.

– Не все, дочка.

Я вынуждена была согласиться. Но… то детское видение я помнила, и оно было другим. Что-то здесь было не так. Да здесь всё было не так!

– Как я здесь очутилась? Не понимаю, как это произошло!

Я прошлась по комнате, потрогала портьеры, резьбу спинки стула, уколола палец о хрусталь баночки с благовониями на столике под вышитой салфеткой, выглянула в окно. Дальней мельницы, которая раньше торчала на горизонте как одинокий зуб во рту старухи, не было. В остальном окрестности замка Аболан остались таким же, как двенадцать лет назад.

Золотились поля, пожухлые выкошенные луга почти зеленели, вилась подсохшая ленточка реки, а с другой стороны замка наверняка плескалось озерко. К рощице приткнулись сирые домишки, к ним жались козы, на коз шипели гуси. Тишь да гладь.

Леди Аболан засмеялась и легонько, но ощутимо шлепнула меня по руке, когда я осмелилась дернуть изумрудную серьгу в ее ухе.

Всё было реальным. Очень качественная иллюзия!

Она взяла меня за руки, усадила рядом с собой и долго смотрела. Так, словно не могла насмотреться, словно в последний раз.

– Тебя же не удивило утреннее перемещение из леса в Гарс?

– Ты уже знаешь об этом? Откуда?

– Я люблю тебя, дитя мое. Ты всегда в моем сердце. То, что меня не было рядом с тобой, – не такая уж большая жертва за то, чтобы ты была на свете. Я хотела, чтобы ты жила долго-долго и была счастлива. Счастливее, чем я.

– Буду! – пообещала я с жаром. – Я тоже люблю тебя, мама. И так мало о тебе знаю! Даже не знаю, как твое настоящее имя, – призналась я, вспомнив укоры Дика.