Сергей Садов - Рыцарь двух миров

Заяц задумался. С одной стороны ему лестно было все это слушать. Еще бы, ведь весь лес его оказывается уважает. Но с другой его брало сомнение: с чего бы это волку к нему в друзья набиваться? Но и слова волка о медведе тоже запали ему в душу. «А ведь действительно, – думает он, – я достаю медведю ягоды, тружусь, а медведь ничего для меня не делает. Не помню я что-то, чтобы на меня кто-то покушался в последнее время». Невдомек глупому, что именно из-за его дружбы с медведем никто его и не трогал.

Видя колебания зайца, волк притворно возмутился: «Ты мне не доверяешь, заяц! Я к тебе со всей душой, а ты!.. Не ожидал от тебя такого! Ну и не нужен мне такой друг!» Повернулся волк, чтобы уйти. Зайцу же никак не хотелось обижать его. «Действительно, зачем мне этот медведь нужен? Буду с волком дружить, с ним интересней». Сообщил он об этом волку. А потом пошел и прогнал медведя.

Я остановил рассказа и посмотрел на Зигера.

– Дальше рассказывать или сами догадаетесь, чем дело закончилось?

Зигер несколько секунд молчал.

– Значит, по-вашему, я волк, а вы заяц.

– Не совсем. Вы действительно чем-то напоминаете мне волка, только я не заяц. Вы вот спрашивали, не доверяю ли я вам. Не доверяю. И пока не докажете, что вам можно доверять я этого делать не буду. К тому же, пока я ехал сюда, у меня была возможность убедиться, что вы не совсем хорошо вели хозяйство в отсутствие Буефара.

– Милорд, на это были причины…

– Именно их я и собираюсь выяснить в эту неделю.

После такого разговора Зигер старался не оставлять меня одного ни на секунду, что мне и было надо. Я же устроил целое представление. Таскаясь по самым дальним деревням, я возил с собой тетрадку с ручкой, куда всегда что-то записывал. Зигер постоянно косился на меня, но спрашивать не решался. Я же старался вовсю. Увидев полуразвалившуюся деревню, я старательно ощупывал каждый дом, мерил шагами улицу, а потом писал: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» К концу недели в тетради были записаны почти все стихи, которые я смог вспомнить. Поскольку писал я по-русски, то не боялся, что кто-то в этом мире сможет эти записи прочитать.

Леонор соорудил с помощью магии что-то типа видеокамеры, с ее помощью я каждый вечер мог видеть, как слуга, который убирал мою комнату, открывал эту тетрадь, проводил по ней чем-то и, воровато оглядываясь, приступал к уборке. Как объяснил мне Леонор, таким образом, снималась копия.

Специально для Зигера я хотел начать делать на полях пометки на его родном языке типа: «На это обратить особое внимание», «Здесь что-то не так, мне кажется, на это тратиться больше средств, чем необходимо на самом деле» и тому подобное. Однако быстро пришел к выводу, что это будет слишком подозрительно. С чего бы это писать заметки на одном языке, а комментарии делать на другом? Поэтому пока оставил все как есть. А о том, что интерес Зигера к этим записям не ослабевал, мне сообщил Рон, к которому подходил Зигер с просьбой прочитать вот эту записку, считая, что мальчишка ни о чем не догадается. Тот сообщил, что написано на моем родном языке, а после вежливо поинтересовался, откуда это у капитана. Тот счел за лучшее сказать, что нашел и никак не мог понять чье это.

Я попросил Рона никому не говорить о случившемся.

– Никак не пойму, что ты затеваешь. – Рон подозрительно смотрел на меня. – Уже всю неделю весь гарнизон замка стоит на ушах. Зачем ты обостряешь отношение с солдатами?

Рон, все-таки чертовски сообразителен. Я не просто обострял отношения с солдатами, я добивался с их стороны определенной реакции. Когда-нибудь Зигер захочет использовать недовольство солдат. А чтобы обострить отношение с гарнизоном особо стараться было не надо. Зигер не слишком заботился о дисциплине. Зигеру надо было, чтобы солдаты были верны ему и все. Естественно при таком отношении солдаты быстро превратились в банду, которой все позволено. Как и предупреждал меня Отто, тот случай на рынке был самым безобидным проявлением вседозволенности. Первые два дня я просто запоминал наиболее рьяных негодяев, а потом велел каждому дать по пять ударов кнутом и посадить в тюрьму. Зигер попытался было защитить их, но я настоял на наказании. Следующим моим шагом было запрещение всех увольнительных в город без моего одобрения. Это вызвало ропот, но Зигер быстро навел порядок. Кажется, он был даже доволен тем, как я копаю себе яму. Не желая его разочаровывать, я отдал несколько приказов, которые еще больше осложнили жизнь различным негодяям. Завоевывая популярность у крестьян и ремесленников, я катастрофически терял ее среди солдат гарнизона. Даже Ролон встревожился этим. Впрочем, я не требовал от солдат ничего сверхнеобычного. Я специально советовался с Ригером и тот подробно описал правила гарнизонной службы и что должен уметь солдат. Именно эти правила и легли в основу нового устава. Вообще это было совершенно нетипично для Тевтонии, где все предпочитали действовать не по каким-то там уставам, а по древним правилам. Этот устав по моей просьбе написал Ригер, а потом Хоггард немного модернизировал его в соответствии с обычаями Тевтонии. Ради этого я специально ночью спустился в подвал.

– Никак не пойму, чего ты добиваешься? – заметил Хоггард, протягивая мне листки.

– Ничего. Я просто отлавливаю негодяев.

– И многих поймал? – с интересом поинтересовался Хоггард.

– Достаточно. Суть моих действий в том, что теперь я знаю на кого из солдат нельзя положиться, а кто действует под давлением обстоятельств.

– Все они там воры, – неожиданно рассердился Хоггард. – Честные люди не будут служить такому человеку, как Зигер.

– Возможно, однако, не все рискнут бросить вызов Зигеру.

Хоггард дураком не был.

– Возможно, – нехотя согласился он. – Но все-таки, ты не боишься бросать вызов гарнизону замка? Все-таки солдат больше в четыре раза, чем есть у тебя даже с нами.

– Я бы боялся, если бы эти солдаты представляли собой действительно сброд. Но поскольку их крепко держит в руках Зигер, то не боюсь.

Хоггард удивленно посмотрел на меня.

– Не хочешь объяснить? Мне казалось, что именно потому, что их держит в руке Зигер они представляют гораздо большую опасность?

– Неверно. Опасней они были бы тогда, когда ими никто не управлял. Тогда они стали бы толпой, а толпа непредсказуема. Ей плевать на все интересы и свои в том числе. По этой причине все их действия стихийны и всегда непредсказуемы. Толпа может забыть обо всем на свете и действовать даже вопреки собственным интересам. Зигер же так делать не будет. Если он и устроит бунт, то бунт будет управляемый, а потому предсказуем. И еще, Зигер не сделает ничего, что бы шло в разрез с его интересами, а потому можно провести четкую границу, дальше которой он не пойдет.