Майкл Стэкпол - Глаза из серебра

Григорий вошел в Таран № 27. Он убрал ключ в карманчик, нашитый на его одеянии над сердцем, развернулся и прижался спиной к холодному металлу. Наклонившись вперед, засунул руки в отверстия на уровне плечей, и рукавицы пришлись точно по размеру его рукам, на ощупь они казались кожаными. Поерзав и устроившись на сиденьи, он вставил ноги в соответствующие отверстия на уровне бедер.

Вдруг голова его пошла вниз, доспех щелчком захлопнулся, и Григорий оказался запертым в темном тесном пространстве. Свет не проникал через отверстия для глаз. И сразу в металлическом костюме стало все теплее и теплее. Он старался не поддаваться клаустрофобии, и сначала ему это удалось. Потом он осознал, что ослеп и ослабели тактильные ощущения, значит, начинается что-то очень-очень странное.

Слепящий белый свет – хоть глаза его были закрыты – через глаза проник в мозг. В ушах раздался крик. Его пронзила острая боль, с каждым вдохом грудь слева как будто жгло огнем. Он сжал кулаки и заскрежетал зубами от болезненного ощущения.

Преодолевая агонию, он заставлял себя дышать. Подавляя рвущийся крик боли, он начал считать. Вдох – один, два; выдох – три, четыре… Держа в голове только цифры и стараясь рассуждать разумно, он старался не замечать дискомфорта. Он не может позволить доспеху убить его и уничтожить его мечты и не позволит.

И тут начались перемены. Физическая боль стала уходить, но вслед за ней пришло другое, что испугало Григория больше, чем мысль о смерти. Холод охватил его ступни и кисти рук, и он задрожал. Стали мерзнуть колени – он еще стоял коленями на полу, затем замерзло лицо. Кончики ушей и носа начали гореть, как при обморожении, и навалилась страшная усталость.

«Нет! Не поддамся обморожению».

Стряхнув летаргию, он пошевелил руками и ногами. Вспомнил и произнес заклинание на передвижение, которому его учили при подготовке к инициации.

«Надо взять контроль в свои руки, иначе погибну».

Вокруг него все закружилось, и он совершенно потерял ориентацию. Почувствовал, что падает. Вытянул правую руку, чтобы удержаться от падения, услышал вдали удар, и падение прекратилось. В глазах Григория замелькали искры, он поднял голову, – окружающее оказалось в фокусе. Через отверстия для глаз он смог хоть и ограниченно, но все же видеть окружающее и сориентироваться – где верх, где низ. Он выпрямился, направив вверх голову и плечи, оттолкнулся от пола правой ногой, вытянул левую руку и сумел занять вертикальную позицию.

Все эти усилия дались ему непросто – дыхание прерывалось.

«Как будто я боролся с этой машиной – кто возьмет верх».

Когда он выпрямился и позволил себе приветствовать своих коллег-Таранов изнутри своего двадцать седьмого, раздались приглушенные аплодисменты. Он видел, как сияли остальные от гордости за его успехи, а некоторые даже изумились, что он ухитрился их приветствовать. С большими усилиями ему удалось, салютуя правым верхним копытом, не заехать им себе по голове и не заклинить свой рог во впадину копыта. Посадив Таран опять в исходную позицию, на бедра, Григорий даже позволил себе улыбнуться, несмотря на усталость.

Его вдруг осенило, что, несмотря на доспех, он слышит аплодисменты так естественно, как будто на нем нет этого металлического чудища. Очевидно, есть какое-то устройство типа воронки, через которое доходит звук.

«Механические способности этой машины просто невероятны».

Затем постепенно до него стали доходить другие достоинства доспеха – его удивительные магические способности. В поле его зрения стали проплывать красные таблички с черными значками. Как он ни старался разглядеть их, они уплывали на периферию поля зрения и он не мог отчетливо разглядеть ни одной. Потом ему вспомнилось заклинание на передвижение, которое он недавно наводил, и сразу в доступном ему поле зрения появилась одна из табличек, но черная с красным значком.

«Значит, эта уже отработана».

Григорий начал в уме перебирать те заклинания, которые ему были известны, и понял, что каждое соответствует одной из табличек. Проводя такую инвентаризацию, он обнаружил, что ему достаточно только взглянуть на край таблички и мысленно скомандовать, чтобы она вплыла в его поле зрения. Таким методом ему удалось определить два заклинания, известных ему с детства, а еще одно, последнее, оказалось ему знакомым, хотя он даже не помнил о нем.

Значок на этой табличке напоминал изображение младенца. Григорий улыбнулся – его предупреждали о таком значке, ведь таблички и значки на них были разными в разных доспехах.

«Эта табличка означает инициацию».

Григорий еще не забыл болезненные ощущения при своей инициации и вовсе не желал снова пережить этот процесс.

Заставив доспех принять исходную позу, он приказал выпустить себя. Так и произошло: доспех раскрылся таким же путем, как и закрывался. Григорий освободил руки и ноги, сам, спотыкаясь, выбрался наружу из доспеха. Он был настолько измучен, что не замечал, что на нем нет одежды, пока не упал на пол и не ощутил кожей леденящий холод камня. Только позже он сообразил, что его одежда превратилась в плетеный шнурок, на котором висел ключ от его доспеха.

Григорий открыл дверь отсека своего Тарана и улыбнулся бронзовому чудовищу, стоящему перед ним на коленях. Хорошо отполированный, без единой царапинки на металле, двадцать седьмой ждал, молчаливый, угрюмый и холодный. При взгляде на него Григорий не мог отделаться от ощущения, что в нем присутствует мощный интеллект, но отверстия для глаз оставались пустыми, и он подавил желание надеть доспех и прогуляться в нем.

После того, как Григорий успешно прошел инициацию в ряды Вандари, его слава возросла во сто крат. Обычно роты Вандари действовали самостоятельно, но за свои заслуги Григорий был назначен командиром роты Таранов, которую присоединили к 137-му полку медвежьих гусар. В 1685 году Тараны переместились на юг с гусарами, во Взорин, с целью помогать Григорию в осуществлении его миссии – контролировать князя Арзлова и его действия на южной границе империи.

Григорий протянул руку и погладил широкое бедро доспеха. Он надеялся, что скоро придет конец его изгнанию. Своим приказом послать патрули в глубь территории Гелансаджара Арзлов раскрыл свои планы больше, чем собирался. Григорий вспомнил, что на мирной конференции после окончания войны с Лескаром Арзлов не очень-то ладил с илбирийцами. Членом илбирийской делегации был принц Тревелин, а Григорий достаточно хорошо знал князя и понимал, что тот не простил Тревелину ни одной из вынужденных уступок. Недоверие Арзлова к Илбирии, которое он тщательно скрывал на конференции в Ферраке, уже достаточно выдержано, и наступила пора его раскупорить.