Майкл Стэкпол - Глаза из серебра

За свои услуги проводники испросили два фунта сахара и кое-какую кухонную утварь илбирийского производства. Остальной груз из корабля Оллиса, привезенный из Дилики, ушел в обмен на местные одеяла, ковры, вышивки и очень красивые ювелирные изделия. Урия помогал при разгрузке «Горностая» и заметил, что парового двигателя в трюме уже нет. И еще: с ящиков, содержащих товары илбирийского производства, нужные для бартера, бесследно исчезли – были выжжены товарные знаки фирмы «Гримшо. Торговля и Перевозка, Лимитед», которые он видел на них раньше. Ни на одном ящике не было наклеено марок налоговой службы, и он ничуть не сомневался, что изделия из Тандрагона пойдут в обход таможенного контроля при выезде из Арана.

Урию удивило, с какой откровенностью Оллис рассказывал им о своих сделках. Он жаловался, что «Сант-Майкл» изменил обычный курс. Что, конечно, хорошо – с бандитами, которых удалось застать в деревне, расправились. С этим боевым кораблем, увозившим в город спасенных людей, «Горностай» встретился, к счастью, уже возвращаясь в Дилику. Оллиса лишь немного напрягло случившееся, но он не опасался, что его деяния могут привести к официальному расследованию. Он был абсолютно откровенен с Урией, а тот, не желая снова нарваться на поучения, поостерегся задавать вопросы.

Оллис, как любой из Рокстера, явно считал контрабанду не преступлением, а обязанностью нации. С другой стороны, зная, что Урия и Кидд покинули Илбирию тайно, он полагал, что и они в лучшем случае вне закона. А после того, как Кидд спас ему жизнь, вообще видел в них близких и добрых друзей. Он им помогал и доверял, не опасаясь доноса.

«Ну и дурак этот Оллис. Почему он считает, что мы его не выдадим? Он из Илбирии контрабандой вывез паровой двигатель и знает, что мы в курсе. Вот выдадим его – и нам будет всякое признание и блага. Зачем он возвращался за нами? Умотал бы назад, в Илбирию, и молился бы, чтобы нас кокнули в Дилике или по дороге в Гелор. Или нанял бы кого-нибудь, чтобы нас прикончили».

Урия повернул голову: справа от него покачивался привязанный к своему седлу Кидд.

– Полковник, могу ли я узнать ваше мнение? Кидд не сразу его услышал, потом кивнул:

– А почему бы нет, у вас же есть язык… Молодой человек проигнорировал поправку.

– Зачем капитан Оллис вернулся за нами?

– Сдержал слово. Бросить нас недостойно человека его чести.

– Это Оллисто – человек чести? – вызывающе расхохотался Урия, и горы Гимлан ответили ему насмешливым эхом. – Да у него столько грехов, что даже на всю жизнь прикованный в исповедальне, он не приблизится к их отпущению.

– Значит, по-вашему, у грешника нет чести? Интересная позиция. – Кидд повернул голову к Урии, и его глаза ослепительно блеснули в лучах солнца. – И потом, с чего вы решили, что Оллису необходимо в чем-то исповедоваться?

– Ну как же, сэр, прежде всего он контрабандист. Ворует у правительства. Преступления он совершает из жадности и зависти. – Урия вздохнул, отметив, что слепой с сомнением пожал плечами. – Разве не грешник?

– Нечетко мыслите. Не обосновываете. – На лице Кидда читалось разочарование. – Приложите к проблеме способность анализировать, с какой работали над своим проектом. Каковы условия, определяющие, что грех совершен?

Урия запыхтел, раздувая ноздри. «Спросишь мнение, втянет в спор».

– Грешник понимает, что его действие противозаконно, и совершает поступок с полным осознанием его незаконности.

Кидд кивнул:

– В горах Гимлан есть закон, что коровы священны и их есть нельзя. Вы это знаете. Совершаете ли вы грех, если в этой земле станете есть говядину?

– Нет.

– Но ведь для данной местности это грех. Вы это знаете, следовательно, вы поступаете с полным осознанием незаконности поступка. Разве это не соответствует вашему определению греха?

– Да, но здешний закон ко мне неприменим.

– Вот как? Значит, вы оказались выше закона? Почему он к вам неприменим?

– Потому что это закон для народов Арана, – нахмурился Урия. – Для них поступок плох, а не для меня.

Лицо Кидда стало строгим.

– Выходит, грех зависит от ситуации? Значит, нет абсолютного понятия, что грешно, а что нет?

– Зло грешно. Грешно совершать злые поступки.

– Тогда определите понятие зла.

– Не слишком ли мы удалились от моего исходного вопроса?

– Вы пошли в атаку, теперь разбирайтесь с копьями, кадет.

Зрелище копья с насаженной на него головой Кидда мелькнуло перед внутренним взором Урии.

– Зло – антоним любви.

– А что есть любовь? Урия внутренне зарычал:

– Самая большая любовь, какую человек может проявить к другому, выражается в том, чтобы отдать жизнь за другое лицо.

– Прекрасная цитата из поучений Айлифа его ученикам, хотя вы могли бы сказать и лучше. – Кидд вздохнул и покачал головой. – Но пока сойдет. Итак, вы говорите, что любовь есть альтруизм, свободная отдача части самого себя?

– Да, – кивнул Урия.

– Ладно. А что на другом полюсе? В чем суть семи смертных грехов?

Молодой человек почесал голову:

– Праздность, ненасытность, корысть, алчность, похоть, зависть и гордость. Суть их – личный интерес.

– Значит, зло – это крайнее выражение эгоцентризма?

– Полагаю, что так.

– Не уверены?

– Как сказать…

– Итак, эгоизм – зло. Но почему?

– Это самоочевидно.

– Если бы это было вам очевидно, кадет, ваш ответ был бы исчерпывающим. Но, полагаю, для этого необходимо большее напряжение умственных способностей. Больше преданности и меньше себялюбия, если хотите.

– Эту задачу пытались разрешить философы и теологи. Где уж мне, плохо обученному кадету… – Урия свирепо смотрел на собеседника, огорчившись, что его так легко раскусили. – Прошу вас, сэр, просветите меня.

– Не уверен, смогу ли даже я, но про зло объясню. – Кидд закрыл глаза. – Эгоцентризм отделяет человека от Бога. Человек ставит себя в центр жизни, заменяет собой Бога, и тогда поступками человека управляет сам дьявол. И тут нельзя ошибиться, потому что отделивший себя от Бога никогда не познает вечной жизни, но будет подвергаться вечным мукам.

Спокойная манера говорить, свойственная Кидду, удивила Урию. По спине у него пробежал холодок.

– Благодарю вас, сэр.

– Вы и сами без особых усилий пришли бы к этому, кадет Смит, если бы потрудились задуматься. Вы умны, но для вас личный комфорт – прежде всего, и вы хотите, чтобы мир соответствовал вашим стандартам. Такая позиция опасна и чревата неприятностями.

– Обобщаете собственный опыт, полковник? Выражение лица Кидда стало высокомерным, и

Урия понял, что его слова глубоко задели полковника. В ответ Кидд медленно проговорил, понизив голос:

– Я никогда не считал себя совершенством, кадет. И я стал жертвой греха гордости – позволил себе считать, что могу помогать другим, но так не всегда получается. Вот в чем между нами разница: я заглянул в свою душу и понял свои слабости, вы же этого еще не сделали. Если вы не опоздаете с самоанализом, то сумеете достичь многого. Если же опоздаете, боюсь, вы ничем не будете отличаться от капитана Айронса, постаревшего и ожесточенного, и это была бы потеря для общества. – Кидд поднял руку, предупреждая ответ Урии. – Однако сейчас мы можем сколько угодно говорить на эту тему и ни до чего не договоримся; ваш первоначальный вопрос совсем о другом. Итак, скажите мне, грешник Оллис или нет?