Пола Вольски - Наваждение

– А что помешает гурбанским подхалимам и торгашам окружить это место и переловить нас, как мышей, пока мы там будем болтовней заниматься? – осведомился кто-то.

– А откуда мы знаем, что эти Возвышенные павлины не стряпают какой-нибудь заговор?

– Нам никто не помешает, – заверил их Дунулас. – Клянусь вам.

Его очевидная искренность тронула многих слушателей. Однако даже скептики не особенно возражали: до самых тупых доходила простая истина – ни солдаты, ни Возвышенные не предпримут нападения, пока король и королева остаются заложниками.

– Отпустите моих друзей и слуг, – обратился к собравшимся король. – Пусть сейчас здесь им будет гарантирована безопасность, и они не станут оказывать вам сопротивление. Даю вам слово от их имени.

Эта просьба была, в сущности, излишней. Возвышенные и так пребывали в меньшинстве, все их вооружение состояло из вложенных в ножны шпаг, так что они не были способны ни к сопротивлению, ни к бегству. И даже если бы им удалось сбежать из дворца, они попали бы в руки горожан, теснившихся толпами на прилегающем пространстве. Возвышенных бояться не приходилось – во всяком случае пока, – так почему бы не разрешить павлинам побегать по их позолоченной клетке? Просьбу короля удовлетворили. Лицо Дунуласа выразило благодарность, а в сердцах Возвышенных забушевало пламя бессильного гнева и унижения.

Был сформирован эскорт для сопровождения короля в банкетный зал. Дунуласу позволили иметь при себе нескольких титулованных советников.

– Не забудьте про женушку, – пропел кто-то, вызвав всеобщий гогот.

Глаза Лаллазай расширились от неслыханного оскорбления. Не промолвив ни слова, она оперлась на предложенную ей руку мужа. Толпа, заколыхавшись, расступилась, образовав проход, и процессия тронулась с места.

Не менее двух часов после отбытия короля Элистэ и прочие Возвышенные оставались в королевских апартаментах. Несмотря на слово короля, все входы охранялись, и передвижения были ограничены. Толпа заметно поредела. Стало легче дышать, можно было говорить и быть услышанным, даже немного пройтись. По всей вероятности, большинство простолюдинов собрались у банкетного зала, где проходили непонятные переговоры. Однако здесь их осталось достаточно, чтобы отравить Возвышенным жизнь плебейской наглостью, мелочной тиранией, потешно спесивым видом. Самые несносные из них почти сразу же основали самозваную группу «Патриотов-Защитников», чья задача заключалась в «защите благосостояния Объединенных Граждан Шеррина», а через минуту – уже «Объединенных Граждан Всего Вонара», которые пока что не подозревали о существовании своих «защитников».

Элистэ разглядывала мятежников с презрением и страхом. Разумеется, они были комичны, с их задором, претензиями, неуклюжим подражанием вышестоящим. Но, несмотря на всю их шутовскую нелепицу, они в самом деле внушали страх. Большинство были вооружены. Многие участвовали в расправе над гвардейцами и слугами и, вероятно, не дрогнули бы, доведись им снова принять участие в убийстве. Теперь они, раздувшись от тщеславия и самодовольства, расхаживали с важным, как у индюков, видом, охорашиваясь и размахивая мушкетами, отнятыми у побежденных телохранителей короля. Им уже нравилось диктовать, распоряжаться и прежде всего унижать Возвышенных, оказавшихся, пусть на краткое время, в их полной власти. Ввиду этого были немедленно установлены правила поведения, регулировавшие передвижения Возвышенных, разговоры между ними и даже развлечения. Например, им не разрешили собираться в группы более чем из четырех человек, если при разговоре не присутствует один из патриотов-защитников. Обмен записками попросту запретили, поскольку большинство патриотов не умели читать и потому не были способны разоблачить заговор. Запугивание дошло до крайних пределов: горничную Меранотте в'Эстэ застали за вышиванием герба в'Эстэ на носовом платке; рыдающую девушку обвинили в измене своему классу, затащили в угол и, окружив со всех сторон, стали порицать и читать нотации.

Для Элистэ и ее подруг все это было глубоко оскорбительным, пугающим и вместе с тем нелепым и утомительным. Скука, возмущение, мелкие уколы самолюбия досаждали им, однако их гораздо больше угнетала глубокая и искренняя тревога за королевскую семью и всю страну. Дунуласа бросили в клетку со львами даже без усмиряющего их рык хлыста. Кто поручится, что звери не набросятся на него?

Вечер, казалось, тянулся бесконечно. Наконец пришло сообщение, позволяющее Возвышенным разойтись по своим делам при условии, что они не будут пытаться покинуть дворец, раздобыть оружие или «устраивать секретные собрания с целью заговоров против народа». Многообещающие переговоры с Дунуласом, вероятно, продлятся всю ночь. Тем временем Возвышенным позволили ходить по галереям, есть, спать и обмениваться теми сведениями, которые окажутся в их распоряжении. Этим декретом освобождались из-под надзора все группы Возвышенных, согнанные вместе в разных углах Бевиэра. Был также отпущен его высочество герцог Феронтский, единственный из всех придворных оказавший нападающим энергичное сопротивление. Собрав вместе и вооружив крошечную армию из дворян и слуг, Феронт занял Лебединый зал и в течение нескольких часов успешно отбивал все атаки. В коридоре перед залом во множестве лежали тела мертвых и раненых простолюдинов. Как это ни странно, сопротивление Феронта не вызвало злобы. Скорее, он снискал уважение и даже восхищение среди нападавших. Когда было объявлено перемирие и его высочество с надлежащими предосторожностями выпустили из Лебединого зала, народ приветствовал его почти дружелюбно. За ним непрестанно следили, повсюду сопровождали и не пускали в банкетный зал, вероятно, из опасения, что его сила и твердость придадут мужества его старшему брату и повлияют на ход весьма деликатных переговоров. Но все это время с Феронтом обходились вполне учтиво, не подвергали тем унижениям, какие претерпевали практически все захваченные в плен Возвышенные.

Элистэ вместе с подругами и горничными вернулась в комнаты фрейлин. Но их надежда обрести там покой быстро сменилась разочарованием. Комнаты были дочиста разграблены. Мебель опрокинута, окна разбиты, кувшины и чашки для умывания превращены в черепки, повсюду валялись пустые шкатулки для драгоценностей. Платья и нижние юбки без всякой надобности оказались разодраны и испачканы. В комнате маркизы во Кивесс был опустошен знаменитый шкафчик с лекарствами, тонизирующими средствами, эликсирами, притираниями и желудочными таблетками. Овчарка сидела в одиночестве за закрытой дверью, утратив дар речи от потрясения. В Лиловой комнате пол стал белым от изорванных до размеров конфетти любовных записочек из обширной коллекции Меранотте в'Эстэ, стены были испещрены пятнами от румян, всюду стоял наводящий дрожь запах духов из десятков разбитых флаконов. Все четыре фрейлины понесли значительный ущерб. Их драгоценности исчезли – вплоть до последней пряжки с туфель, не имеющей и вовсе никакой ценности. Не осталось ни одной шляпки, из которой не были бы выдернуты перья. Перчатки, шали, веера, ленты по большей части отсутствовали, а повреждения, нанесенные полотняному белью, свидетельствовали об изобретательной непристойности.