Дмитрий Петров - Силь

— Увы, нет, — с сожалением развёл руками седовласый гном. — Мне и самому он нужен — меня просили… передать ему кое-что.

В протянутой руке Дагнира словно сам собой возник обруч для удержания волос, сияющий серебристым светом. Миралисса взяла его в руки, рассмотрела вблизи — и не смогла удержаться от восхищённого возгласа. Он был прекрасен и очень необычен. Ягоды калины, цветы боярышника и тополиные листья сплетались на нём в прекрасный орнамент. Эльфийка не удержалась и водрузила его себе на голову, вызвав восхищённый вздох окружающих. Повинуясь жесту эльфийки, вода из кувшина растеклась по стене и сверкнула зеркалом. Миралисса взглянула в него и на какое-то мгновение даже залюбовалась собой.

— Какая прелесть! — восхищённо проговорила она. — Кто же это чудо изготовил?

— Это сделал Грахель, — объяснил седовласый гном.

— А почему тогда он у вас? — поинтересовалась непосредственная эльфийка. — И как его щит попал к вашему внуку?

— О, это интересная история! — рассмеялся Дагнир. — Щит был изготовлен Грахелем именно для моего внука — в знак извинения и примирения.

— А они что, поссорились? — распахнула глаза эльфийка.

— Да нет, — отмахнулся седовласый. — Не ссорились. Грахель ему всего лишь руку сломал и пару рёбер. А ссориться — нет, не ссорились.

— А за что? — поинтересовался Король, когда общий смех, последовавший за словами гнома, наконец-то утих.

— Это обычай. Наша жизнь, жизнь гномов очень регламентирована, подчинена обычаям, — пояснил на всякий случай седовласый. — И было соревнование, в соответствии с обычаем, за право уделять внимание дочери короля…

— Даже так? — развеселилась Миралисса, а отец бросил на неё испепеляющий взгляд.

— Конечно. Дочь короля тоже нуждается во внимании, но ухаживать за ней достоин не каждый. И чтобы выбрать лучшего, проводится соревнование. Обычно это право завоёвывали гномы из нашего клана, но здесь… Да, Грахель показал класс! Как он боролся… Даже когда против него стал мой внук. А ведь он — один из лучших. До этого считалось, что гномы из нашего клана непобедимы. Так что именно Грахель получил право ухаживать за дочерью короля.

— Так вот кто эта девушка на щите! — осенило Миралиссу.

Седовласый гном смущённо кашлянул.

— Да, это она. Дочь его величества. Принцесса.

— Скажите, а у них всё было… хорошо? Ей он понравился? — допытывалась Миралисса, начисто игнорируя сердитый взгляд отца. В ней жило уверенное ощущение, что сейчас она услышит нечто существенное, важное для неё самой.

— Даже более чем понравился. Он дерзнул… дерзнул её полюбить! И даже — не без взаимности! — голос Дагнира дрожал от возмущения — как заподозрила Миралисса, немного наигранного. Тем более что его глаза излучали что угодно, но только не осуждение.

— И что же в этом плохого? — простодушно спросила эльфийка.

— Обычай… Это — вопреки обычаям. Согласно нашим обычаям, дочь короля не имеет права на чувства. Она не может выходить замуж по любви. Брак принцессы должен, в первую очередь, обеспечивать политические выгоды для страны. Это цена, которую платит королевская семья за своё высокое положение.

— Глупый обычай! — резко выпалила Миралисса и нахмурилась. Король эльфов бросил на дочь торжествующий взгляд, заставив ту опустить глаза.

— Но Грахель не отступил, — продолжил седовласый гном свой рассказ, сверкая озорными искорками глаз из-под густых бровей. — Он решил бороться до конца и разработал план…

— Побега? — вновь не сдержалась Миралисса, снова уловив краем глаза движение за окном.

Рука короля эльфов резко ударила по столу.

— Так, хватит! Мне очень не нравится ход твоих мыслей, доченька…

— Нет, не побега, — поспешил ответить Дагнир. — Побег — это затея изначально бессмысленная, да и неприемлемая, особенно для гнома. Это же означает всю жизнь быть оторванным от соотечественников, не имея возможности заниматься любимым делом, и с горечью осознавая, что на тебя навесили ярлык «предателя». Для гнома нет удела хуже!

Миралисса вновь опустила глаза под строгим взглядом отца.

— Но и оставить всё как есть, Грахель никак не мог, — как ни в чём не бывало, продолжал свой рассказ гном. — Особенно после того, как стало известно, кто именно предназначен принцессе в мужья…

Пылкое воображение Миралиссы тут же нарисовало жуткую картину — дряхлый и уродливый горбун, низкорослый даже по меркам гномов, протягивает трясущиеся руки к очаровательной юной гномке…

— Ну, он вовсе не настолько плох, как тебе представляется, — успокаивающим тоном произнёс Дагнир, и, глядя на ошеломлённое лицо принцессы, рассмеялся:

— Да не читаю я мысли, не читаю! Просто твоё лицо столь выразительно, что на нём отражаются все твои чувства.

— А… какой он?

— Выглядит он весьма привлекательно — молодой, высокий, широкоплечий. И очень, очень богатый! Единственный сын Короля Западного Хребта — шутка ли! Так что дипломатические выгоды от их союза были несомненны. У Короля Западного Хребта — самая боеспособная армия, ибо война его королевства с орками и их приспешниками тянется уже несколько десятилетий. — Гном резко помрачнел и после паузы добавил:

— Только вот на характере принца эта война отразилась самым пагубным образом.

— Он видел столько горя и боли, что его душа огрубела, и сердце обратилось в камень? Он оказался неспособен дарить тепло и ласку? — Миралисса не смогла удержаться от распирающих её предположений.

Седовласый гном покачал головой:

— Наоборот.

— Тогда постоянная смертельная опасность, переживаемая им во младенчестве, вызывает в нём безотчётный страх перед силой? Он трус?

Гном отрицательно мотнул головой:

— Всё не так. Всё куда хуже.

— Хуже? — непонимающе развела руками Миралисса.

— Хуже. Его просто очень плохо воспитали. Некому было этим заниматься. Все, кто мог держать оружие, все кто смел, благороден и прям — ушли защищать Родину от орков. Даже Король, его отец, видел сына не более дюжины раз — и то мельком. Так что воспитанием принца он не занимался. А воспитывали его те гномы, что остались — лучшие-то были на войне… — Гном тяжело вздохнул. — А эти горе-воспитатели ему во всём потакали, исполняли любую его прихоть. Вот и вырос принц до крайности… избалованным. Считающим себя центром мироздания. И ни в грош не ставящим всех остальных. И поэтому о каком бы то ни было уважении с его стороны к будущей супруге и речи не было — он и задолго до свадьбы обращался с нею как… с вещью. С вещью, предназначенной для удовлетворения его потребностей — судя по слухам, весьма порочных.

— Понимаю, — уверенно кивнула Миралисса. — Грахель не мог допустить, чтобы судьба его любимой оказалась навсегда связанной со столь ужасным субъектом.