Юрий Никитин - Придон

Остаток дня по горячему пепелищу ходили несчастные, искали родных, собирали уцелевший скарб. Плач длился недолго, слишком велико горе, оно пригибало к земле, сушило слезы.

Поражение было страшным, ибо все рассчитывали на могучее конное войско, да и пеших воинов в городе оказалось достаточно. Однако сражение длилось недолго, конное войско было уничтожено в считаные мгновения, словно его и не было, пешее продержалось дольше, а потом началось страшное избиение, когда склоны окрестных холмов и вся долина покрылись бегущими в панике людьми, которых топтали остатки своей же конницы. Все неслись в безумном страхе к лесу, а за ними мчались4 страшные артане на быстрых неподкованных конях, убивали, убивали и убивали в спину бегущих. В сражении погиб разве что каждый пятый из войска, все остальные были убиты во время бегства и резни.

Ходили слухи, что глава города, отважный берич Войдак, спасся, его раненого унесли в лес, куда не рискнули войти конные артане. Его телохранители защищались отчаянно, никто не просил пощады, не старался сдаться в плен. Их командир, раненный в грудь, в шею и дважды в ноги, опустился на колено и продолжал отбиваться, пока его не изрубили на куски. Чувствительные к героической гибели, артане сами его похоронили там же под раскидистым дубом и повесили на его ветки щит, шлем и меч погибшего.

Потом поползли слухи, что Войдак хоть и раненый, но сумел пробраться поближе к горам, где его подобрали разбойники, но он обратился к ним со страстным словом о защите Отечества, разбойники прослезились и обратили свое оружие против захватчиков. Правда, никто такой слащавой баске не верил, разбойники совсем не такой народ, чтобы вот так перемениться, разве что увидели возможность грабить уже под защитой тцарской власти, но все равно пересказывали, повторяли, очень хотелось верить, что в страшную годину и куявы могут тоже подняться и защищать не только свой кошелек, но и страну совершенно без всякой платы.

Наконец пришла весть, которую Аснерд сперва перепроверил, потом пришел к Придону.

– Есть зацепка, – сказал он осторожно. – Отряд Меклена обнаружил город, что отказался открыть ворота.

Придон встрепенулся.

– Большой город?

– Большой. И очень укрепленный.

– Слава богам, – выдохнул Придон. – Они могут быть только там.

– Могут и не быть, – предостерег Аснерд. – Это не единственный город, где еще нет наших войск.

– Расскажи о нем!

– Я велю позвать тех ребят, – предложил Аснерд. – Они хотели сразу назад, я велел их покормить и дать отдохнуть.

В тех городах, где артане все еще задерживались перед броском дальше в глубь Куявии, они не препятствовали бесчинствам простолюдинов, хотя сами смотрели с гадливостью. Старые бывалые воины охотно показывали на них молодым и объясняли на живом примере, что у куявов нет ни чести, ни достоинства, ни благородства.

А пьяный сброд, охмелев от свободы больше, чем от вина из хозяйских подвалов, с наслаждением громил дома богатых, молотами и кайлами долбили мраморные стены, уродовали статуи, сбивали головы выступающим из стен изображениям богов и героев, а если где-то слышался ликующий крик, что отыскали прячущегося хозяина, то с криками: «Не убивай, пусть помучается!» – мчались туда.

Артане брезгливо морщились, когда по улицам носились эти дикие толпы и били все, что можно было разбить: окна домов, двери, срывали ставни, валили заборы. Многие были в крови с головы до ног, но это была кровь жертв, а свою кровь эти люди проливать не спешили.

Остатки разгромленных войск Одера, Вишневича и даже Дуная рассеялись по лесам, оврагам, балкам. Люди прятались неделями, а потом, когда их начали мучить голод и жажда, осторожно выходили и пробовали пробираться обратно в глубины Куявии. Оказалось, что артане продвинулись уже далеко вперед, а они все теперь у них за спиной, на захваченных артанами землях.

Но артане стремительно двигались вперед, и уцелевшие воины потихоньку пробирались за ними вслед. Иногда, когда не успевали спрятаться, их догоняли небольшие артанские отряды. В основном ими пренебрегали, это уже не воины, но, если при них оставались длинные мечи, их убивали быстро и безжалостно. Но никогда не гонялись даже за пешими воинами, считая это ниже своего достоинства, а куявы выбрасывали все оружие, снимали и прятали в лесах доспехи, а дальше пробирались под видом погорельцев и странников.

Немногие, кто старался сохранить дорогое оружие и доспехи, днем отсыпались, а пробирались в глубь страны только ночами.

Аснерд, умелый не только в бою, но и в хозяйствовании, роздал вотчины и владения на захваченных землях союзникам, сам лишь безжалостно взыскивал с них на содержание войска. Деньги были небольшие, но в разоренных хозяйствах не осталось людей, половина домов сожжена. Работать некому, но артанам не объяснишь: с виноватыми, как они считали, расправлялись тут же на месте – сажали на кол, вешали, а если торопились, то просто рубили топорами, а право на владение отдавали другому.

Всюду, где Аснерд проезжал и определял сумму налога, полыхали пожары. В день по несколько раз ему приходилось пускать в ход топор, не столько защищая себя, сколько других, когда при нем мародеры или разбойники грабили или поджигали чей-то дом, насиловали женщин. Откуда бы ветер ни подул, отовсюду несет гарью, в воздухе постоянно чувствуется страшный запах горелого человеческого мяса. И хотя человеческое пахнет так же, как и свинина, но никто не оставит кусок свинины в огне, в то время как человечину еще есть не начали… вроде бы.

Он видел шайки разбойников, бродяг, просто беглых, что вроде бы не разбойничали, готовые где-то осесть и мирно работать, если отыщется хорошее место, но по дороге нападали и грабили всех, кто выглядел слабее. А то и убивали тут же просто так, для потехи.

По всей стране плодились разбойники. Отчаявшиеся крестьяне объединялись и сообща давали отпор мародерам, но, когда человек вместо сохи берет в руки меч, у него появляется соблазн и дальше добывать прокорм мечом, так проще и легче, чем пахать землю. Те из беров, что присягнули на верность артанам и чувствовали их защиту, поспешно расширяли владения, притесняли соседей, сгоняли с земель, захватывали их охотничьи и рыбные угодья.

Он скрипел зубами и хватался за голову, ибо чем больше людей встречал на пути, тем омерзительнее эти куявы ему становились. Страна умирает, а они в преддверии близкой смерти спешат забыться в оргиях и разгуле, выдумывают такие забавы, от которых сами содрогнулись бы в мирное время: не лучше то дурачье, что поверило своим берам, будто они покорились артанам лишь для того, чтобы поглотить артан, а затем на их землях создать единое мощное государство, что затем поглотит и Славию.