Юрий Никитин - Придон

– Мы воюем честно, – заявил он громко. – Нам нужна победа… но не любой ценой!.. Ценой подлости мы не приемлем победу. Да пусть это будет предостережением. И пусть знают: мы воюем не с куявами, а с куявскостью!

Меклен громко икнул, сконфузился, прикрыл рот ладонью, а Щецин спросил непонимающе:

– Кому?

– Всем, – ответил Придон, он чувствовал досаду, сразу мелькнула трусливая мысль, как он эту новость преподнесет Итании, все-таки ее родной отец, – предостережение всем!.. – Мы держим слово, которое даем, но Тулея искали сами, помощи не просили… А искали вовсе не для того, чтобы вот так…

Он чувствовал, что говорит путано, горячо, слова срывались с губ рваные, торопливые, с острыми краями, что царапали язык, а теперь, он видел отчетливо, царапают уши.

Меклен покосился на оставленный посреди зала мешок. Голова остановившимися глазами смотрела в темный свод, лицо было искажено то ли страхом, то ли болью. Губы синие, рот чуть приоткрылся в безмолвном крике.

– Что будем делать… с этим?

Придон напрягся, как же все-таки сказать Итании, повернулся к Аснерду.

– Голову Тулея похоронить, – сказал он резко. – В Куябе есть усыпальница их правителей. Там хоронят всех тцаров. Неважно, кто кого сверг, убил, отравил, зарезал – в смерти все равны. И всем находится место в той гробнице.

Плечи передернулись, перед глазами встали темные своды, длинный ряд каменных гробов с древними правителями внутри. А что, если Тулей когда-то встанет призраком? Что ж, он не должен гневаться за недостойное погребение. Ну хотя бы потому, что он вообще совершил погребение.

Аснерд смерил его пытливым взглядом, на миг в его глазах промелькнула искорка, но тут же спрятал, ответил почтительно и громко:

– Как повелишь, тцар!.. Меклен, слышал?

– Да, воевода, – ответил Меклен бодро. – Похороним! Лучших мастеров пригоню, чтоб все сделали. И каменный гроб, как тут у них принято, и сотню жен зарежем… Не было сотни? Тогда одну Иргильду с превеликим удовольствием. Отыскать бы ее?! Хитрый он, жену и дочь прятал в разных местах, чтоб, значит, не поубивали друг друга…

Придон нахмурился, при словах Меклена все повеселели, начали улыбаться, перешучиваться. Кто-то сказал недоброе слово в адрес прошлых правителей Куявии. Придон бросил резко:

– О мертвых нехорошо так говорить. Они не могут ответить! Не могут смыть твоей кровью оскорбление. Потому повелеваю: о мертвых либо только хорошо, либо – ничего.

Ему поклонились, разговоры умолкли, потихоньку начали расходиться. Зал пустел, и, хотя уходили люди разгоряченные, потные, жаркие, с ними словно бы ушла свежесть, Придон снова ощутил все липкие благовония в плотном вязком воздухе, со злостью взглянул на окно, открыто, прорубить шире, что ли…

Посреди зала остался сплющенный, но все еще толстый мешок, а сверху, как на постаменте, коричневый ком головы. Запекшаяся кровь стерлась со щек и даже волос, но осталась в ноздрях, в ушных раковинах.

Придон отвернулся, вздрогнул. Двое, Аснерд и Вяземайт, не ушли, тихонько переговаривались. Поймав взгляд Придона, Вяземайт поклонился с преувеличенной почтительностью, в глазах странное выражение, хотел уйти, но Придон окликнул:

– Мудрый волхв, что-то не так?

Вяземайт сказал торопливо:

– Все так, светлый тцар!

Придон поморщился.

– Ты уже забыл, как меня зовут?

– Нет, светлый тцар, – ответил Вяземайт. – Как можно забыть имя светлого тцара? Героя, добывшего волшебный меч Хорса, а затем вообще сокрушившего Куявию?

Придон сказал с досадой:

– Вяземайт, ты говоришь вроде бы все правильно, но почему мне кажется, что ты издеваешься?

– Не знаю, светлый тцар!

– Может быть, потому, что ты в самом деле издеваешься? Говори, Вяземайт. Я же вижу, что и отношение ко мне потихоньку меняется. Что я делаю не так?

Вяземайт в затруднении оглянулся на Аснерда, тот оторвал взгляд от головы Тулея, сделал вид, что любуется расписным потолком. Вяземайт развел руками.

– Светлый тцар все делает… правильно. Придон бы так не делал, ну, тот, прошлый Придон. А сейчас все правильно и мудро. Особенно меня восхитил приказ отрубить головы тем двум мерзавцам! Красивый жест! Все так и запомнят, как благородство молодого тцара. Лишь немногие понимают истинный смысл…

Придон спросил хмуро:

– Какой же? Скажи, чтобы и я знал.

– Ты укрепляешь, – произнес Вяземайт значительно, – неприкосновенность тцарской власти. Никто не смеет коснуться тцара, кроме другого тцара. Думаю, другие тцары это сразу поймут и одобрят. Мол, даже если тебя, Придона, кто-то зарежет и убежит в другую страну за наградой, то его вместо награды казнят. Верно?.. И насчет злословия о мертвых ты тоже хорошо сказал!.. По-державному. Даже об умершем тцаре нельзя злословить! Это в тебе говорит тцар, Придон. Мудрый тцар. Мне это нравится, Придон.

Придон пробормотал:

– Зато мне не нравится, что тебе это нравится… Но все равно менять ничего не стану.

– И не надо, – ответил Вяземайт. – Ты в самом деле сказал и поступил мудро! Серьезно говорю, никаких мекленовских шуточек. Ты взрослеешь очень быстро, Придон. Надеюсь, ты успеешь до конца месяца пересмотреть и свое последнее… ребяческое решение.

На этот раз он не стал кланяться, по-дружески посмотрел в глаза, хлопнул по плечу и отбыл. Придон тупо смотрел на закрывшуюся за ним дверь: что за последнее решение? Лицо опалило жаром, защипало даже кончики пальцев, это организм догадался раньше его и устыдился до корней волос.

За спиной Аснерд громко хмыкнул. Раздражение и стыд ударили в голову Придона с такой силой, что захрипел, закашлялся, потом лишь прорычал в бешенстве:

– Что тебе не так?.. Что я делаю не так?

Аснерд смотрел с интересом, глаза воеводы оставались непроницаемы, а лицо недвижимо, словно всматривался в далекую бескрайнюю степь.

– Все так, – ответил он равнодушно. – Ты же видел, никто слова не сказал.

– Почему? – заорал Придон. – Раньше спорили, бурчали, не соглашались.

Аснерд подумал, сдвинул плечами.

– Раньше ты был чист, – ответил он медленно.

– А теперь?

Аснерд усмехнулся:

– А теперь… мудр.

– Мудр? И что, это плохо?

Аснерд подумал, ответил с еще большей неохотой:

– Придон, чего тебе надо? Мы не спорим. Мы идем за тобой.

Он сказал, вроде бы сглаживая возникающий спор, даже голос примирительный, на голову посреди зала и не смотрел вовсе, Придон с силой потер обеими ладонями лицо, почти выкрикнул:

– Прости, я не знаю, что со мной. Но со мной что-то, ты прав, хоть и молчишь! Раньше шли за мной… иначе. Сейчас потому, что таков долг артанина – идти за тцаром. Но я чувствую, что чего-то не хватает. Скажи, разве не прав, что велел зарубить предателей? Предательство поощрять нельзя! Даже у врага.