Юрий Никитин - Куявия

– Бедствия, – промолвил Барвник, – как грозовые тучи: издали кажутся черными, а над нами только серыми.

Иггельд кивнул, дивясь мудрости однорукого мага, добавил, воодушевленный поддержкой:

– И еще я увидел, что и они не из камня и железа. . По крайней мере те, с кем сталкивался и кто остался в степи навсегда…

– Бедствие, – повторил Барвник, – пробный камень доблести. Не будь бедствий, узнали бы тебя как героя?

Иггельд запротестовал:

– Я не хочу быть героем! Я хочу вырастить удивительного дракона, который бы не только понимал меня, но и мог говорить! Я читал, что в старину такие драконы были. Я хочу выращивать и воспитывать всяких и разных драконов…

Барвник хмыкнул. Иггельд насторожился, Барвник кивнул:

– Говори, говори.

– А что не так?

– Нет, все верно.

– Но вы засмеялись… хоть и молча.

Барвник развел руками.

– Есть ли на свете хоть один человек, которому бы удалось все задуманное?.. Но только большинство таких, что мечтают стать тиарами, властелинами земель, величайшими из магов. Да что там большинство, почти все о таком мечтают! И все для того, чтобы лежать, жрать от пуза и ничего не делать Лишь единицы хотели бы заниматься любимым делом. Они готовы рвать жилы на любимой работе… Но именно таким судьба и подбрасывает крепкие орешки…

– Орешки?

– Да, – ответил Барвник. Скупо улыбнулся. – Возможно, этот орешек тебе не по зубам. Но все равно грызть надо.

– Если надо, – ответил Иггельд просто, – будем грызть. Барвник взглянул остро.

– А ты не очень рискуешь?

– Чем?

– Долиной Иггельда. Если падет, это ударит по всей Куявии. Все только говорят о вашем общем подвиге!..

Иггельд кивнул.

– Мы сейчас вернемся, а там вы, дорогой Барвник, сможете принять участие в обороне. Я же отправлюсь к одному горному властелину, попрошу помощи. У него крохотное владение высоко в горах. У него нет войска, но зато есть три или четыре десятка крепких таких деточек…

– Это об Антланце из рода Гормедов? – спросил Барвник. – Да, десяток его сыновей может составить ядро будущего войска.

– Да я не о войске, – ответил Иггельд смущенным голосом.

– Да, – произнес Барвник, – да, конечно Но к неожиданностям будь готов!

Вдали затряслись вершинки деревьев, ближе и ближе, донесся треск, и, ломая кусты, на опушку выметнулся Малыш – огромный, поджарый, весь в блестящем металлом панцире, с радостно распахнутой пастью и вытаращенными от удивления глазами. Барвник напрягся, Иггельд сказал ворчливо:

– Что обалдел? Лягушку увидел? Не понял, почему не растет?.. Ладно, сейчас полетим обратно.

Барвник проговорил с натужной улыбкой:

– Как он вовремя… Только поговорили о возвращении в Долину, он тут же…

– Это я его позвал, – сказал Иггельд. Заметив удивление в глазах Барвника, поспешно добавил: – Нет, не магией! Достаточно сказать шепотом, у них невероятный слух… Давайте я помогу вам взобраться.

– Помоги, – согласился Барвник. – Я теперь даже по ровным ступенькам поднимаюсь с передышками.

Малыш прыгнул с места, Иггельд следил за Барвником, заметил, как старый маг застыл, но в глазах не ужас, а свойственное старикам опасение резких движений, он долгое время страшился двинуть даже глазными яблоками, хотя ремнями прикреплен так, что и другой дракон не сумел бы его сдернуть с сиденья. Малыш все поднимался и поднимался, обожает смотреть на мир свысока, с его зрением он все равно отчетливо видит каждого муравья, а приятнее видеть и далеко…

За спиной Барвник кряхтел, ежился в плаще. Иггельд чувствовал, что старик осмелел, смотрит во все глаза по сторонам. С полудня небо затянуло тучами, но после захода солнца тучи как-то незаметно растаяли. Воздух утяжелился, словно намокшая тряпка, на землю не падает ни капли. Иггельду казалось, что дождю неоткуда взяться, но темнеющее небо начало вспыхивать слабыми призрачными зарницами, все ближе и ярче, он поразился облачным горным хребтам, что появились из ниоткуда – цвета червонного золота, исполинские, гора на горе, плывущие медленно и грозно.

Сильно и густо запахло дубовой листвой, прелыми листьями, даже кисловатым запахом муравьиных куч. Все ароматы стали ярче, насыщеннее, даже на такой высоте ощутил, как пахнет расцветший будяк из дальнего оврага, эти цветут даже осенью… Или почудилось?

Малыш замахал крыльями чаще, но, судя по их наклону, начинает медленное плавное снижение: горы уже на горизонте, а там за двумя рядами пиков их долина, которую уже уверенно называют Долиной Иггельда…

Он оглянулся, спросил:

– Ну как полет?

Барвник ответил с живостью в голосе:

– Невероятно!

– Нравится?

– Как такое может не нравиться? Сразу видишь, что человек – любимец небес. Без плавников, а плавает по самым дальним морям, без крыльев – а поднимается к небосводу!

С этой высоты горы кажутся спинами застывших и окаменевших драконов, о которых так любил рассказывать Апоница. Гигантских драконов, что создали мир, а потом заснули навеки, превратились в горные цепи. Эту легенду, подумал Иггельд, могли создать только дракозники, никто другой не может взглянуть на горы вот так сверху и увидеть, что в самом деле похожи на спины исполинских драконов: пики – шипы исполинского гребня, сами горы – выступы и роговые наросты на пластинах панциря… Эти драконы то лежат рядком, то налезают друг на друга, затевая игры, да так и окаменели.

Так же точно летели и тогда, в тот дивный и потерянный день, когда на эти горы со страхом и восторгом смотрела артанка, которая не Артанка вовсе, а Блестка, гордая сестра Придона.

Он вздохнул, сунул руки под мышки, съежился, плащ пришлось отдать старику, печально и трепетно вспоминал Блестку в тот первый день, когда только-только захватил ее в плен, когда еще между ними не было ни особенной вражды, ни этого странного противостояния: длинные темные волосы, заплетенные в толстую косу, чистые ясные глаза, обыкновенное лицо, сильно обожженное солнцем, светлое платье, легкое, не скрывающее сильное, здоровое и в то же время чистое непорочное тело молодой девушки…

Она ничем, ну просто ничем не отличается от других, это не Итания, из-за которой началась страшная битва двух могучих держав. Она не отличалась ничем, пока не улыбнулась тогда. Но она ему улыбнулась!.. Как улыбнулась, а это значит, что могла бы улыбаться еще, если бы сам все не испортил.

Внизу все быстрее и быстрее плыли, укрупняясь, горы. Наконец побежали, понеслись, замелькали. Барвнику казалось, что сверкающие льдом пики проносятся под самим брюхом дракона. Иногда крылатый зверь чуть проваливался в воздушных ямах, Барвник ахал и судорожно хватался за сиденье, но острые как ножи вершинки каким-то чудом оказывались внизу, дракон летит легко и свободно, человек впереди спокоен, и Барвник всякий раз запоздало понимал, что ничего страшного не происходит, так летают постоянно, все знакомо, дракон издали видит и ямы, и восходящие потоки теплого воздуха.