Лайон де Камп - Город черепов

Завывая словно волки, орда коренастых коричневых воинов хлынула на туранские войска с подножий холмов. Это происходило в предгорьях Гор Талакма, где горы постепенно переходили в широкие пустые степи Гиркании. Нападение было совершено на закате. На западе горизонт был озарен багровыми знаменами, тогда как на юге невидимое солнце окрасило кровью снега горных вершин.

Пятнадцать дней эскортирующий отряд туранцев медленно продвигался через степь, переходя вброд ледяные воды реки Запороска, уходя все глубже и глубже в бескрайние просторы Востока. Затем, без всякого предупреждения, на них напали.

Конан подхватил тело Хормаза, когда лейтенант свалился с лошади. В горле его подрагивала стрела с черным оперением. Юный киммериец опустил тело на землю и, выкрикнув проклятие, выхватил из ножен свою кривую восточную саблю с широким лезвием. Вместе со своими товарищами он приготовился встретить атаку завывающей орды. Большую часть этого месяца он скакал верхом по пустынным гирканским равнинам в составе отряда. Монотонность давно уже утомила его, и теперь его дикая варварская душа приветствовала происшествие, которое могло развеять его скуку.

Его сабля встретила позолоченный ятаган переднего всадника с такой чудовищной силой, что оружие того сломалось у самой рукояти. Ухмыляясь, как тигр, Конан обратным взмахом сабли вспорол коротконогому воину живот. Вопя, словно обреченная душа на раскаленном полу Ада, его противник упал, корчась, на запятнанный кровью снег.

Конан проворно повернулся в седле, чтобы принять удар другого клинка на свой щит. Отбив удар врага, он вонзил острие сабли прямо в желтое лицо с раскосыми глазами, которое оскалилось на него. Лицо врага превратилось в пятно искромсанной плоти.

К этому мгновению атакующие уже все были среди них. Несколько дюжин маленьких темнокожих людей в фантастических, сложных доспехах из лакированной кожи, отделанных золотом, сверкающих драгоценностями, набросилась на них в демонической ярости. Звенели тетивы луков, ударялись пики, свистели и лязгали клинки.

Поверх голов атаковавших его противников Конан увидел своего друга Джуму, гиганта-негра из Куша, который сражался пешим. Его лошадь сразило стрелой в самом начале атаки. Кушит потерял свою меховую шапку, и золотое кольцо в одном его ухе отблескивало в слабом свете; однако пику он не потерял. С ее помощью он сбросил трех атакующих из седел, одного за другим.

Позади Джумы, во главе колонны воинов короля Йилдиза, вооруженных пиками, командир отряда принц Ардашир громовым голосом выкрикивал команды, сидя верхом на могучем скакуне. Он разворачивал лошадь то в одну сторону, то в другую, чтобы постоянно быть между врагами и лошадьми, на которых находились конные носилки. В носилках была дочь Йилдиза, Зосара. Отряд эскортировал принцессу, которая направлялась на свадьбу с Куджалой, Великим Ханом кочевников-куйгаров.

Внезапно принц Ардашир схватился за грудь под меховым плащом. Словно вызванная магией, черная стрела вдруг выросла из-под его украшенного драгоценностями воротника. Принц уставился на древко; затем, словно окаменевшая статуя, он рухнул с лошади, и его остроконечный инкрустированный самоцветами шлем упал на покрасневший от крови снег.

После этого Конан был слишком занят, чтобы замечать что-либо кроме врагов, которые с воем набросились на него со всех сторон. Киммериец, хотя он только лишь перешагнул порог зрелости, возвышался ростом на шесть футов и несколько дюймов. Коренастые враги казались карликами по сравнению с ним. Когда они окружили его вот так, завывая и рыча, они напоминали свору собак, которые пытаются одолеть царственного тигра.

Схватка происходила на склоне холма, перемещаясь то вверх, то вниз, как опавшие листья, гонимые осенним ветром. Лошади становились на дыбы, шарахались назад и дико ржали; люди выли, кричали и изрыгали проклятия. Тут и там лишенные лошадей воины продолжали битву пешими. Тела людей и лошадей лежали в истоптанном снегу и в грязи.

Конан, глаза которого застилала красная пелена ярости, вращал саблей в бешенстве берсерка. Он бы предпочел прямой широкий клинок Запада, к которому он больше привык. Тем не менее в первые же минуты битвы он произвел кровавое опустошение, действуя непривычным оружием. В его стремительной руке блестящий стальной клинок ткал вокруг него сверкающую паутину смерти. В эту паутину угодило не меньше девяти малорослых воинов в доспехах из лакированной кожи, и все они с отрубленными головами или изрубленными телами попадали со своих косматых лошадок. Сражаясь, крепкий юный киммериец издавал дикий военный клич своего примитивного народа; но вскоре он обнаружил, что должен беречь дыхание, ибо битва не затихала, а разгоралась.

Всего семь месяцев назад Конан был единственным, кто выжил в несчастливой карательной экспедиции, которую король Йилдиз направил против мятежного сатрапа северного Турана, Манхассем Хана. При помощи черной магии сатрап уничтожил посланные против него силы. Он истребил всю вражескую армию от высокородного генерала Бакры из Акифа до последнего наемника-пехотинца. По крайней мере, так он считал. Но юный Конан выжил — единственный из всех. Он проник в город Яралет, который стенал под пятой обезумевшего от магии тирана, и принес Манхассем Хану чудовищную судьбу.

Возвратившись с триумфом в сверкающую туранскую столицу Аграпур, Конан получил в награду место в почетной гвардии. Сначала ему приходилось сносить насмешки товарищей по поводу его неумелого обращения с лошадьми и неуверенности в стрельбе из лука. Но насмешки скоро прекратились, так как гвардейцы усвоили, что лучше не раздражать Конана с его кулаками, подобными кузнечным молотам. А затем и его навыки всадника и лучника улучшились, когда он набрался опыта.

Теперь Конан начал задумываться, можно ли считать эту экспедицию наградой. Легкий кожаный щит на его левой руке превратился в бесформенную развалину, и киммериец отбросил его прочь. В этот миг в круп его лошади попала стрела. С диким ржанием животное опустило голову и взбрыкнуло. Конан вылетел из седла поверх головы лошади; она бросилась прочь и исчезла.