Ирина Фуллер - Лебединая башня

Памятник появился здесь в 535 году, за пять лет до рождения Омарейл, и был посвящен пятисотому дню рождения Совета Городов. Именно полтысячелетия назад Король Сол утвердил этот орган власти, велев внести запись о нем в Великий Иетихон – действующий и по сей день свод законов. В Совет входили Патеры девяти крупнейших городов Ордора. Каждый Патер жил и работал в своем городе, служа народу и заботясь о процветании своего родного края. Но раз в месяц они съезжались в Астрар, чтобы обсудить государственные дела и принять важные решения путем голосования. Совет был настолько могущественен, что мог даже оспорить указ Короля. Именно поэтому он имел высокую значимость, и именно поэтому жители королевства очень внимательно подходили к выбору Патера – ведь следующее за выборами десятилетие этот человек представлял их интересы в высочайшем собрании.

На стеклянной части золотыми буквами было начертано: «Каждый стремится, все вместе достигают».

На бетонном основании был высечен девиз Ордора: «Под солнцем процветаю», а под ним – солярный символ, круг с восемью волнистыми лучами, четыре длиннее, а те, что меж них, – короче.

Великолепие площади и храма оставили у Омарейл неоднозначное впечатление. Место было поистине красивым, но из-за огромных пространств даже многочисленные пешеходы не могли создать ощущения многолюдности и обжитости. Оно казалось заброшенным, отстраненным от всего мирского и вызывало неясную тревогу.

Позже Омарейл подумала, что причина заключалась лишь в том, что ее совесть была нечиста. Если бы ее помыслы и дела были так же безупречны, как гладкий мрамор площади, Храм Солнца запомнился бы ей своей ослепляющей и в то же время простой красотой.

Оставив это место, Омарейл отправилась к Театральной площади. Длинная улочка с жилыми домами, без магазинов и лавок, привела ее на большое открытое пространство, окруженное рядом трехэтажных домов с разноцветными фасадами. В центре площади располагалась сцена. Полукупол закрывал ее от возможной непогоды, а вот многочисленные ряды скамеек стояли без всякого навеса. Зато они были ограждены забором. Многие скамьи уже были заняты зрителями, явно ожидавшими начала представления. Омарейл прошла ко входу – небольшой калитке, около которой стоял скучающий охранник с пышными усами.

– Ну, что стоим? Билет покупать будем? – нелюбезно спросил он.

Она опешила. И в этот раз – не только оттого, что с ней заговорил незнакомец, но и от того, как грубо он начал с ней беседу. Омарейл не сделала охраннику ничего плохого, чтобы заслужить такое обращение. Но ответить подобающим образом она была не готова: ее горло просто пересохло, а язык прилип к небу, лишая возможности произнести хоть слово.

– Какой билет? – выдавила, наконец, она.

– Так эпизоды начинаются, – ответил охранник, не глядя на Омарейл.

– Эпизоды? – Полное недоумение в ее голосе заставило собеседника раздраженно вздохнуть.

– Ну, эпизоды. Что ж? Не видела никогда, что ли?

– Я из другого города, – нашлась Омарейл.

Охранника это удовлетворило. Он фыркнул и отвернулся. Однако, через несколько мгновений заметив, что она осталась стоять у калитки, он раздраженно спросил:

– Так что, билет покупать будешь?

Как же ей хотелось поставить его на место! Знал бы он, с кем разговаривал!

Но чуть подумав, она все же решила не привлекать к себе излишнего внимания. Не зная, что за «эпизоды» ее ждали, она все же купила билет и заняла место в третьем ряду. До начала оставалось десять минут, и вскоре все места были заняты, а кое-кто даже расположился прямо на земле. Справа от Омарейл села рыжеволосая женщина в простом платье из плотного материала, слева устроился молодой человек с копной волос пшеничного цвета. Он закинул ногу на ногу и сложил руки на груди, Омарейл показалось, что так мог бы сидеть не простой зритель, а привилегированный критик.

Женщина пахла хлебом. Ее руки видели много работы, были красноватыми и обветрившимися. Молодой человек пах апельсином, розмарином и ландышами. Казалось, теплый ветерок и ласковое весеннее солнце пропитали смуглую кожу. Его руки были крупными и жилистыми.

Омарейл не осмеливалась рассматривать своих соседей более пристально, хотя ей очень этого хотелось.

Наконец, на сцене появился мужчина в парадном одеянии: его темно-синий камзол был расшит золотом, цилиндр блестел на солнце атласной лентой, а ботинки оказались настолько начищенными, что в них можно было увидеть свое отражение.

Хорошо поставленным голосом он произнес:

– «Рамзет и Маледика». Эпизод восемнадцатый. «Открытие». В роли Рамзета – Лето Кастор. В роли Маледики – Шторм Эдельвейс. В роли Афилактиса – Око Вамир…

– Восемнадцатый, – проговорила Омарейл, вновь по привычке разговаривая сама с собой. – Видимо, это спектакль, состоящий из нескольких эпизодов. Как радиоспектакли, только на сцене.

Молодой человек медленно повернулся к ней и внимательно посмотрел.

– Ты с луны свалилась?

Омарейл смогла лишь покачать головой, пока ее взгляд был прикован к светло-голубым глазам юноши. Она никогда не смотрела в глаза другого человека – лишь в свои, в зеркале, и в своих серых глазах она не находила ничего интересного. В этих же, чуть прищуренных, виделось так много: добрый смех, искорка удивления, любопытство.

– В общем, смотри… – он чуть склонился к ней и зашептал, указывая рукой на сцену, – это – Маледика, она дочь влиятельного купца. Ее похитили воздушные пираты, чтобы получить выкуп, но ее спас Рамзет, который сам бежал с дирижабля и прихватил ее с собой. Она притворилась мальчишкой, и Рамзет считает, что пираты поймали ее, точнее – его, за кражу. Маледика считает, что Рамзет – охотник за головами. На самом деле он сын богатого купца. Сбежал из дома еще в юности, и теперь пытается самостоятельно пробиться в жизни. Что у него не очень получается. Они вместе направляются в Агру, каждый считает другого преступником.

Это был совершенно новый для Омарейл опыт. Она никогда не осознавала, насколько разные ощущения возникают при разговоре через стену и с глазу на глаз. Видеть мимику собеседника, чувствовать тепло дыхания, наблюдать за движением рук – все это делает разговор настолько красочнее, настолько эмоциональнее. Как наивна она была, полагая, что ее беседы с родителями и подданными были полноценной заменой живому общению. Казалось бы, диалог – лишь обмен информацией, а голосом можно передать сотню эмоций. Но если вас с собеседником разделяет стена, вы многое упускаете.

Актерам на сцене быстро удалось завладеть вниманием Омарейл. Она любила радиоспектакли, никогда не пропускала «Школьные годы», растянутые уже на две сотни серий, часто слушала двухчасовые истории. Но визуальная составляющая столько добавляла к простому повествованию. Насколько иными были диалоги, в которых, помимо слов, были взгляды, жесты… Разве можно показать симпатию Маледики к Рамзету по радио, если все, что выдавало ее, – было то, как она тайком рассматривала молодого человека? Когда эпизод закончился, Омарейл аплодировала громче всех.