Виталий Храмов - Темные тропы [litres с оптимизированной обложкой]

А когда они всей этой толпой ввалились в мойни, вышвырнув хозяев и прислугу, одежда была скинута, и вся эта разнополая и разносословная толпа наполнила, как рыбы, бассейн, подогретый магами, стала «мыть» друг друга, «тереть» – последние крохи разумного, последние бастионы нравственности пали.

Я смотрел во все глаза и не мог их отвести. Такой оргии я даже представить себе не мог. Нет, я не ханжа, сам люблю это дело, чувствую – всегда любил, но происходящее просто не влезало в мою голову! Я не мог поверить! То, что Волчица развязная и оторва, ожидал. Но сейчас она была только с Сирусом, не выпуская его «инструмент» из… своего плена. И только с ним, хотя Сирус при этом мог целоваться с другими девушками, ласкать их руками. Волчица лишь утробно рычала на это, ревнуя, но шланга Сируса от себя не отпуская.

Но вот то, что точно также будет себя вести и недотрога Огонёк, никак не ожидал. Она буквально сняла с Агронома очередную девушку, сама страстно накинувшись на него – буквально за мгновение до его извержения. Но статью своей, красотой придав ему новых сил, закрывая ему глаза своими грудями, утробно рыча, как львица – прогоняла остальных претенденток на это тело. Она так страстно извивалась под ним, что юноша закатывал глаза. А когда он в очередной раз обессилел, вдохнула в него новое желание, накрыв его грудь и живот водопадом пламени своих пламенных волос. И опять скакала на нём, заставляя глаза юноши неотрывно следить за прыжками её мячиков перед его носом.

Но как бы ни была велика страсть и желание Огонька, Агроном всё же устало откинулся спиной на колонну. И как бы ни старалась жгучая девушка, всё же укрываясь шалью от моего взгляда, получить ещё хоть каплю любви от объекта её влажных девичьих грёз, Агроном оттолкнул девушку.

– Станцуй, девочка! Услада глаз моих! – пробасил он, дыханием шевеля шаль.

Ёжкин Кот оттолкнул ногой свою девушку, погрузив её в воду бассейна, стал хлопать ладонями, кричать:

– Мало танцев! Танцуют все! Танцуйте, пока это возможно! Споём, брат? Споём, как в огне гибнут города? Как тысячи людей уводят в полон Тьмы? На разделку Мастерам Боли? На съедение людоедам?

– Споем! Вставай, страна огромная!

– Вставай на смертный бой! С проклятой силой тёмною! С проклятою ордой!

Акробатка, истекая ручьями воды, обтекла Марка, как мокрая змея, ввинтившись ему под руку, пела очень чистым голосом, блестя глазами и мокрыми волосами.

– Пусть ярость благородная вскипает, как волна! Идёт война народная! Священная война!

Маги и молодые отпрыски знати подпевали. Оргия была забыта. Они обнимали своих подруг, крепко, но не более того.

А вот меня трясло крупной дрожью, хотя в мраморном зале этой мойни было очень жарко. Слова этой песни набатом били в уши, тяжёлыми ударами кузнечного молота ударяли в сердце, взрывами образов молотили сознание. Красные флаги, море красных флагов! Строй воинов в странных сферических касках, несущих эти флаги. Улыбающиеся ребята в гористой пустыне, верхом на чём-то большом, тускло-зелёном, остро-хищном. Мёртвые глаза ребят. Чьи-то окровавленные пальцы сквозь искажающую пелену слёз закрывают остекленевшие глаза молодого парня.

Нах! Нах! Нах! Ненавижу этих двоих! Вместо торжественно-щемящей услады получил лишь нестерпимую боль рваной, зияющей раны на душе и сердце!

– А к чему вы это, южане? – спросил Сирус.

– Нет! – твёрдо возвестил Агроном. – На сухую не пойдёт! Айда вино пить!

– Пиво жрать! – подхватил Ёжкин Кот, стиснув гибкую, полногрудую артистку, пряча лицо меж её красивых грудей, млея, зажав свои уши её грудями.

– Погоди! – встал Волчонок. – Рассказ ваш не для всех ушей.

– Для всех! – покачал головой Агроном. – Слишком заигрались мы, ребята, в сословия и исключительность, да, девонька моя? Посмотри на неё. На себя. На меня. Чем мы отличаемся? А? Без богатых или простых одежд? А? Без цепей и кольчуг, без посохов и мечей? Да, у меня нет такой богатой груди, как у неё, а у нее нет такого вот змея. Даже червячка нет! Вот и всё! А чем ты, княжич, отличаешься от того акробата? А? Вот! Вот и Тьма не разбирает! Жрёт всех подряд! И ставит в свои ряды всех подряд! Их – Тьма! А мы отгораживаемся друг от друга обычаями и традициями, городим сословия и граничим заблуждения. А должно – всем встать в полный рост! В один строй! Всем до единого!

– Но, – толкнул Агронома Ёшкин Кот, – всем из нас дано по-разному! Почему мы должны расплачиваться по единой ставке?

– Кому многое дано, с того больше и спросится! – потряс Агромом пальцем перед носом Кота. – Кто-то встанет только за себя. И только – с топором своим. А вот ты, Волк! Ты, княжич? Ты за всех людей своей волости встать обязан! Сколько у тебя людей? Тысяча? Десять тысяч? Во столько раз больше ты должен выстрадать!

– Мальчики! Да что вы всё о страдании! – взмолилась Огнянка, гладя себя по прелестям. – Надо насладиться тем, что нам отпущено!

Я просто не узнаю её! Куда делась умница-разумница? Вижу лишь знакомые глаза её матери, когда она, прикусив нижнюю губу, поглощает меня.

– Нет! – резко оттолкнул её Агроном. – Это поведение животного! Я – не тварь дрожащая! Я не буду ждать Тьму! Иду на Тьму! Сам! И всех, кто Тьме потакает – к ногтю! Кто со мной?

Конечно же все! Вскочили, давай орать! Шаль Огнянки была безжалостно разорвана. Агроном и Ёшкин Кот замотали лицо шалью, остальные последовали их примеру, а когда кончился невесомый, воздушный шёлк, стали обматываться другими тряпками, предпочитая красные оттенки. Шаль Огнянки была, естественно, огненного цвета.

– Маскарад! – возвестил Ёшкин Кот, опять закатившись безумным хохотом.

Одевшись наспех, главное – скрыв лица, оттого – совсем осмелев, молодёжь пошла «На Тьму!».

– На Тьму! – кричали они.

А вот я, собирая остатки одежды и вещей моих подопечных, поймал при этом себя на мысли, что на этом празднике молодости я совсем лишний старый маразматик и ворчун. Я не только не возбудился от этой оргии, а лишь утомился и разозлился. И вот, злой на себя, да и вообще – злой, выскочил, невидимый, из мойни – догонять подопечных, да чуть не сбил с ног двух примечательных личностей. Но не сбил, а замер, весь обратившись в одно большое ухо.

Приметил я одного из них ещё на стадии заливания молодых глаз моих подопечных молодым вином. Это ещё когда Горан участвовал. Этот незнакомец явно узнал одного из этой безумной пары отморозков. Ну, это нормально. Возможно, такая же нелепая морда была и у Сируса. Только вот такой смеси радости и ненависти на лице и во взгляде я ещё не видел, потому приметил его. Потом этот мерзотник пропал. И вот – их двое. Причём второй – ещё более примечательный. Своим тёмным оттенком Силы Воздуха и Воды, своей сгнившей душой с метками жертвоприношений.