Джонатан Френч - Серые ублюдки [litres]

Вокруг стен, на расстоянии полета стрелы, цвели виноградники и оливковые сады, которые возделывали поселенцы, жившие под защитой Серых ублюдков. Проезжая мимо угодий, Шакал, Овес и Блажка видели людей и полуорков, которые заканчивали свой трудовой день. Никто из них не жил в самом Горниле, но отсюда было близко до Отрадной – деревни, раскинувшейся всего в миле от крепости.

– Ладно, – сказал Овес, когда они приблизились к тени от стены, – кто ему расскажет?

– Меня он не послушает, – ответила Блажка.

– Идите на хрен вы оба, – оскалился Шакал. – Сами знаете, что я поговорю. Отдайте лучше монеты.

Овес достал позвякивающую сумку, в которой хранилась доля от прибыли борделя, принадлежавшая Серым ублюдкам. И бросил сумку Шакалу ровно в тот момент, когда они въезжали в единственные ворота Горнила на южной, короткой стороне овала.

В отличие от иных крепостей, ворота Горнила не вели прямо внутрь лагеря. Как только вошедший достигал середины ширины стены, путь перекрывала каменная кладка. Единственный вход располагался в левой стене сторожки и был достаточно широк, чтобы двое ездоков на свинах могли въехать бок о бок. Этот тоннель проходил по всей окружности основной стены, прежде чем привести к другому входу, ведущему наконец во внутренний двор. И все это для того, чтобы во время осады огромную печь посреди лагеря, в честь которой Горнило и получило свое название, можно было разжечь, а горячий воздух – направить в проход. Если противники решат не взбираться на раскаленные стены, а идти по проходу полный круг, а потом пробить ворота, они изжарятся заживо. Однако за двадцатишестилетнюю историю Горнила никто не пытался его атаковать.

Сейчас решетки над входом были подняты, а стены отдавали прохладой. Свет здесь был не нужен: свины помнили дорогу и так. Шакал и его спутники ехали гуськом, держась левой стены прохода на случай, если кто-нибудь движется навстречу. Выйдя из темноты и очутившись в лагере, они направились прямиком в зал собраний.

Шакал остановил Очажка перед невысоким строением и спешился, Овес и Блажка сделали то же самое. Там их уже ждало с полдюжины сопляков, которые едва не спотыкались друг о дружку, спеша позаботиться о свинах.

– Можно я отведу твоего в загон, Шакал? – спросил один из молодых полуорков, заискивающе и нетерпеливо, как говорили все претенденты на попадание в копыто.

– Нет, – ответил Шакал. – Пусть остынет.

– Только воды, сопляк! – прикрикнула Блажка на юношу, который подбежал к ее варвару.

Овес склонился к своему свину, уткнувшись лбом ему между глаз.

– Ладно, Ур, если кто-то из этих мелких говнюков хоть воздух всколыхнет рядом с тобой, съешь его.

Шакал толкнул дверь и провел друзей в темные объятия зала собраний. Претенденты остались снаружи. Зал, вопреки своему названию, представлял собой помещение с низким потолком, больше напоминавшее грязную таверну. Обхват и Гвоздь, уже подвыпившие, сидели, ожидая, пока придут остальные.

– Вам всем по кружке? – спросил сопляк за стойкой.

Овес и Блажка направились сразу за предложенной выпивкой, а Шакал пересек общую комнату и двинулся прямиком к комнате голосований. Двустворчатая дверь была приоткрыта, поэтому он вошел, не побеспокоив никого своим появлением.

Ваятель горбился во главе большого стола, внимательно вглядываясь в ворох карт.

Вождь был измучен старыми ранами и затяжными последствиями чумы, которой заболел во время Нашествия. От той заразы погибли десятки тысяч человек с обеих сторон, людей и орков. Полукровкам пришлось ненамного лучше. И все же Ваятель, крепкий старый говнюк, умирать не собирался. Болезнь уже не была заразной, но продолжала тлеть в нем уже почти тридцать лет, принося страдания его некогда могучему телу. У него распухли суставы, а кожа покрылась влажными гнойниками. Льняными перевязками в грязно-желтых пятнах была замотана почти вся его голова, оставались открытыми лишь глаза и рот. Горб на его искривленной спине с каждым годом становился все больше, а пальцы левой руки налились кровью так, что, казалось, могли лопнуть в любую минуту.

Шакал подавил тяжелый вздох, когда увидел Хорька, нависавшего над плечом вождя. Оба подняли глаза на вошедшего в комнату. Лицо Ваятеля под повязками оставалось непроницаемым, но Хорек алчно ухмыльнулся.

– Он вернулся! Ну что, появились у Санчо новые красотки, Шак?

– Одна, – ответил Шакал.

Хорек возбужденно вскинул брови.

– И откуда?

– Из Анвильи.

– О-о, – протянул Хорек, сузив глаза-бусины. – Наверняка бледная и сговорчивая.

– Хорош уже думать своим стручком! – отрезал Ваятель, ткнув Хорька локтем. – Садись, Шакал. Не обращай внимания на эту топорную морду.

Шакал сделал, что было велено, заняв свое привычное место через два стула слева от Ваятеля.

Стол, за которым Серые ублюдки проводили собрания, являл собой похожую на гроб махину из темного дуба. Во главе его восседал Ваятель, и по бокам от него всегда было пусто. С обеих длинных сторон стола стояло по паре десятков стульев, однако на столешнице лежало только девять топоров, по числу членов копыта, наделенных правом голоса. Шакал не помнил, чтобы за столом когда-либо были заняты все места. Когда он примкнул к Серым ублюдкам, семь лет назад, их было шестнадцать, но налеты орков, атаки кентавров и внутренние дрязги сократили их число. Условия вступления в братство были строги, и сопляков, достойных стать посвященными членами копыта, никогда не хватало, чтобы восполнить потери.

Мелочник уже был на месте – сидел ближе всех к Ваятелю, по правую руку от него. Он кивнул Шакалу, когда тот садился, но вслух ничего не сказал. Этот худощавый старик, квартирмейстер, был скуп во всем, в том числе и в словах.

Овес вошел, держа по пенистой кружке в каждой руке. Одну из них он поставил перед Шакалом и уселся рядом с ним.

– Если бы я хотел, сам бы взял, – проворчал Шакал вполголоса, принимая кружку. И уже сделал большой глоток, когда Овес ответил:

– Стало жалко выливать после того, как я вымыл в нем свои яйца.

Шакал поперхнулся напитком скорее от смеха, чем от беспокойства.

– Ты тоже так яйца полоскаешь? – спросил он, утирая пену с губ.

– Не свои. – Овес ухмыльнулся.

– Мои, Шак! – возвестил Обхват, входя в комнату. Гвоздь шел следом. – Я бы туда и хрен мокнул, но сам знаешь, он бы не влез. Эти кружки слишком узкие, чтоб вместить весь мой…

– ОБХВАТ! – Овес, Шакал, Гвоздь и Хорек подыграли старой шутке. Коренастый полуорк любил трубить о происхождении своего копытного прозвища, и это всегда вызывало смех.

Однако Ваятель даже не улыбнулся.

Обхват и Гвоздь заняли места и через весь стол поприветствовали Шакала грубыми, но добродушными жестами, и тот ответил тем же. Эта парочка, как и Шакал с Овсом, была вся в пыли после поездки.