Валерий Гуминский - Притяжение Силы [litres]

– Жрать пошли, – сказал Ленька, вскакивая с чурбака. – В доме стол есть, не на коленях же рубать.

В дом так в дом. Тамаре было любопытно, что собой представляет лесная изба. Конечно, она была побольше сараюшки, но не отличалась простором. Сразу у входа слева стоял струганый стол со скамейками, справа – чугунная печь, большая, а рядом кучка аккуратно наколотых чурбаков. Дальше – крепкие полати. Для мужиков в самый раз. Здесь и было все рассчитано на мужскую компанию, приезжающих сюда поохотиться или шишковать. Никаких перегородок, комнатушек. Одно на всех помещение. Уже хорошо, что пол деревянный.

– Спать будешь здесь, – заявил Ленька и нехорошо ухмыльнулся. Он вообще весь вечер не сводил глаз с Тамары и уже, наверное, раз двадцать мысленно раздел ее. Похоть читалась в его взгляде, тут самая тупая курица сообразит, что надо держать ухо востро. Но как защититься от придурка? Хотя бы простенький перочинный нож под рукой иметь, с тоской подумала девушка, присаживаясь за стол.

Петька вошел следом с котелком, из которого до ноздрей долетали умопомрачительные запахи бульона, кореньев и мяса. Вареный шмат упал на разделочную доску. Абориген нарезал крупно хлеб и кивнул Тамаре:

– Кушать будем. Не стесняйся, бери, сколько надо.

Потом сообразил, что с голыми руками девица ничего не сделает, и быстро напластал мясо такими же крупными кусками, поставил на середину стола солонку, а бульон разлил в кружки.

– Вот, пей сначала это, – очень уж заботливым оказался Петька. И каким боком он с этим придурком?

Ленька успел откуда-то достать шкалик с водкой и мутный граненый стакан. Плеснул туда и махом выпил, отчего маслянистые глаза в свете керосинового фонаря, подвешенного над столом за крюк, вбитый прямо в потолок, засветились непонятной радостью. Тамара поняла, что обязательно надо озаботиться какой-то защитой. Да хотя бы гвоздь найти! Уж его-то вогнать в глаз Леньки, если полезет со своими ручонками, сумеет!

Эх, если бы не реальная угроза со стороны блатного, нахождение княжны в лесу могло стать неплохим приключением для столичной барышни! Даже сторонние мысли о людях, подстроивших это самое приключение, куда-то улетучились.

Поев, Тамара сразу осоловела. Питательный бульон, два приличных куска оленины и горячий чай с сахаром мгновенно срубили ее – захотелось спать. Но предстояло сделать еще одно дело: найти хоть самое захудалое оружие. Взгляд ее упал на кучку наструганных лучин возле печки. Они предназначались для растопки, но деятельная мысль девушки уже определила одной из них нужное место. Делая вид, что интересуется печкой, княжна присела возле нее, а сама незаметно зацепила щепку поострее и с трудом затолкала под рубашку.

– Ты чего там высматриваешь, цыпа? – уже довольно хмельным голосом поинтересовался Ленька. Он в одиночку оприходовал шкалик и теперь жадно рвал мясо, густо засыпая его крупной солью.

– Печку на ночь затапливать будете? – придавая голосу наивность, спросила Тамара.

– С ума сошла? – засмеялся Ленька. – Июль на дворе, можно с открытыми дверями спать! Жара на улице уже неделю стоит, воздух прогрелся. Задохнуться захотела?

– Ну и ладно, спросить нельзя? – пожала плечами девушка. – Мне выйти надо.

– Куда собралась? – надзиратель воткнул нож в столешницу.

– Тебе обязательно надо знать? – огрызнулась Тамара. – По своим делам хочу, в кустики.

– Давай провожу, – работая челюстями, сказал Ленька. – Посторожу, чтобы волки не утащили.

– А Оська на что? – усмехнулась девушка, продвигаясь к выходу. – Где здесь можно…

– Тебе кто-то разрешал выходить? – голос у надзирателя изменился. – Вольную почувствовала? Прижми свои булки! Здесь я милую и казню. Поужинаю, тогда сходишь.

– Мне очень нужно, – сжимая зубы, ответила княжна. – Я двое суток с магической отравой внутри провалялась, а теперь она наружу просится. Пусти, будь человеком!

– За выход – рубль, – хекнул Ленька, опрокидывая в себя остатки водки. – Если нет денег – натурой расплатишься.

– А твои хозяева тебе вольную давали? – сощурила глаза Тамара, наливаясь бешенством. – Не думаю, что за такое удовольствие тебе руки целыми оставят.

– Хорош бакланить! – мужик осерчал. – Как сказал, так и будет.

– Я могу посторожить, – поднялся молчавший до сих пор Петька и взял в руки карабин, который неведомым образом перекочевал со столба в избушку. – Пошли, унатч [5] Девица ( тунгуск .). , не бойся Леньку. Он дурной после водки бывает, сейчас спать ляжет.

– Но-но! – покачал пальцем надзиратель, но с места вставать не захотел. Своему приятелю, или кем ему приходился Петька, он доверял.

Тамара с аборигеном вышли под звездное небо. Девушка остановилась в растерянности, не зная, куда нужно идти. Любознательный хотошо Оська уже был тут как тут, забавно тыкаясь прохладным носом в ее ладонь.

– Иди за сарай, – тихо сказал Петька, закидывая карабин на плечо. – Не бойся ничего. Сейчас медведь и росомаха далеко отсюда, никто не подберется. Завтра покажу тебе, куда надо ходить по своим делам. Давай, Оська тебя покараулит.

Удивительно, как сразу у Петьки пропал легкий аборигенский акцент. Словно всю жизнь прожил в цивилизованном обществе, где правильно разговаривают. Не успев подивиться такой метаморфозе, Тамара сиганула в сторону своего первого узилища, завернула за угол, прижалась к бревнам и перевела дух. Волкодав, шумно сопя, уселся где-то неподалеку.

– Кавалер лохматый, – прошептала Тамара, – хоть бы отвернулся…

И она внезапно почувствовала, как горячие жгучие слезы полились из глаз, и стало так тоскливо и одиноко в безбрежности ночной тайги, что захотелось зареветь во весь голос. Княжна осознала, что без Дара она всего лишь ноль, обычная девушка, которую может сломать простой грубой силой даже такой никчемный человечишка, как Ленька, пускающий на нее слюни. И ничем-то она не лучше других, живущих обыденной жизнью. Привилегия, данная ей природой и наследственностью, внезапно вильнула хвостом и исчезла, давая право носителю самому разбираться со своей проблемой. Погрузила с головой в самое дерьмо. Или это еще не самое страшное?

Всхлипывая, Тамара привела себя в порядок, переложила щепку так, чтобы можно было сразу ее выхватить и нанести удар, и нарочито бодрым голосом сказала:

– Пошли, Оська, домой! Хватит на меня пялиться своими жуткими глазищами!

Григорий

Кондратий Иванович не решился оставить парня одного, который уже вторые сутки не выходил из своей комнаты. Чем он там занимался – один Творец знал. Но к завтраку, обеду и ужину мальчишка выходил исправно, быстро насыщался и с извинениями уходил обратно к себе. На его лице невозможно было прочитать что-либо: никаких эмоций, окаменевшее и спокойное лицо. Пару раз до того, как Барышев решился войти к нему, он подходил к двери и прислушивался к звукам, доносящимся изнутри. Григорий с кем-то подолгу разговаривал, потом замолкал и снова говорил.