Галина Гончарова - От кодексов до ритуалов [= Рассвет и закат] [litres]

– И чего тебе, собака, еще надо? – вспомнила Ирина бессмертного «Ивана Васильевича».

– Я тоже так и подумал. А повезло, знаешь…

– Что, волк не одобрил?

– Как-то так. Это, конечно, чушь репчатая, про истинные пары и прочее, мы бы тогда уже шесть раз вымерли на манер мамонтов.

– Однозначно.

– Но чутье у зверей острее. Когда человек врет, его запах меняется, когда боится, когда ненавидит, любит…

Ирина кивнула.

– Знаю. И?

– Чужого запаха я на ней ни разу не чувствовал, не было такого. Она мне не изменяла. Но… знаешь? Дорогой, когда мы поженимся, у нас будет трое детей?

– Знаю. Сколько ее детей жило у мамочки?

– Двое. В интернате.

– Серьезно?

– Да. Сама понимаешь, когда девчонка мужикам головы кружит, а мозги у нее еще не соображают, как надо – замуж вышла, залетела, родила. Получился пацан, стали жить с мужем, и тут она понимает, что просчиталась. Денег особых нет, бриллиантов тоже нет…

– А заработать?

– Вроде и зарабатывает, но все не туда куда-то идет. Знаешь, главное ведь не заработать деньги, а сохранить и приумножить.

– Бабушка объясняла. И как экономить, и что дерьмо покупать – вшестеро дороже выйдет, и как вещи подбирать…

– Вот. Но худо ли, бедно, прожили с мужем шестнадцать лет. И тут ей подворачивается богатенький Буратино, под которого она и прыгает с восторженным визгом.

– А сын?

– А что – сын? Он взрослый уже, ему шестнадцать есть, пусть сам разбирается, если паспорт получил. От Буратины она рожает еще одного пацана, живут пару лет, и тут мужика сажают.

– И она остается с ребенком на руках.

– А возиться не хочется.

– Второго ребенка сдают в интернат, точнее есть такие школы, в которых дети месяцами живут.

– Иногда оно для детей и лучше.

– Вот. Сдала она пацана и принялась личную жизнь устраивать. Тут я ей и подвернулся.

– Сволочь какая! – от души высказалась Ирина.

– А то нет? Я когда понял, как она со своими детьми… да ни одна сука так со щенками не поступит! А эта…

– Хуже всякой мрази, – подвела итог Ирина.

– И главное, я уже хотел ей предложение сделать. Попросил знакомых по базе все пробить, тут и оказалось… она к младшему уж с полгода не ездила. Мы выходные вместе проводили, так она ребенка и не забирала, и сама не приезжала, чтобы мне потом не спрашивать – где она была?

– Тьфу, падла.

– Я к нему теперь езжу сам. Игрушки привожу, ну и так… почему-то я себя обязанным чувствую.

– А мамаша?

– Нашла себе очередного идиота. Пацан говорит, она обо мне расспрашивает, но он старается так сделать, чтобы мы с ней не пересекались. А в мой дом у нее хода, понятно, нет. И у ворот караулить нет смысла.

– Сочувствую.

– Да чего там сочувствовать. Вот женился б я на ней – тогда бы был достоин сочувствия. А так все нормально, обошлось. Хотя и обидно. Я вот, оборотень, а она человек. А хуже всякого зверя.

Ирина похлопала оборотня по бицепсу. Плечо было напряжено, мужчина явно переживал.

– Не грусти. Никуда не денешься, влюбишься и женишься.

– Ага, влюблюсь. Знаешь, тоже иногда неприятно бывает.

– Не поняла?

– Когда тебя, как племенного волка рассматривают.

– Че-го?!

– Да есть у нас там один кадр… вот у него дочка. Решил под меня девчонку подложить, внуки-то могут в меня пойти, а это его неплохо так усилит.

– Ну хоть девчонка симпатичная?

– Иришка, да ей еще в куклы играть! Ей восемнадцать всего.

– Угу, а мне, можно подумать, пятьдесят.

– У вас не в годах разница, а в переживаниях.

Ирина только покачала головой.

Но почему-то ей было очень приятно. Где-то там, глубоко внутри. С другой стороны…

– А что такого страшного? Стерпится – слюбится, а там и дети пойдут, по возрасту ты вполне себе, тебе на ком-то молодом жениться надо, если уж тебе два срока отпущено, а то и три, вот, чтобы подольше с женой прожить.

– Об этом я не волнуюсь. Если хоть один ребенок окажется оборотнем, ей лет прибавится.

– В смысле? Ах да, кровь смешивается…

– Ну да. Идет воздействие на организм, конечно, беременность будет протекать тяжелее, но потом женщина и восстановится легче, и выглядеть будет намного лучше.

– Кому-то повезет. Почему бы и не девочке?

– Потому что я не проститут и не приживал. Перебьюсь.

– Поняла, не лезу…

– Ты вон, почему под кого-нибудь не подлегла? Ты девочка красивая, осталась бы в аспирантуре…

– Я не хотела.

– Ну, сейчас наверстать можешь. У тебя начальство есть, еще кто… но ведь ты так не делаешь? Хотя вы, ведьмы, можете сделать так, чтоб не только у волка шерсть дыбом.

– Брезгую. Меня дед с бабкой учили, что всего надо своим умом и трудом добиваться. А если продаваться, то плевок цена таким благам. За сколько купили, за столько и променяют. Или выкинут, или еще что… вон сколько жен новых русских было… дед рассказывал.

– Он же у тебя тоже участковый был?

– Да. Вот вышла девчонка замуж, муж на двадцать лет, правда, старше, но зато втрое богаче губернатора, все замечательно, подарки-брюлики, сын родился, потом еще дочка, а потом муж пить начал. Возраст, проблемы… так что ты думаешь? Начал пить, бить жену, сходить с ума… она из дома сбежала, схватив детей, она из нашего села была, прилетела к родителям, те к деду, дед ее в охапку и на заимку к другу. Там черта с два отыщешь.

– И чем дело кончилось?

– Живет. На заимке, с детьми, у друга сын там как раз отдыхал, вот, сложилось так. Любовь-морковь…

– А муж?

– Ты знаешь, трех лет не прошло, как она овдовела. Сначала-то она просто жила, без регистрации, даже без паспорта, мальки и те в школу не ходили, мы им учебники таскали и тетрадки, чтобы не засветиться нигде, а потом муж окончательно ударился в водку, пытался ее найти, но леса у нас – куда там! Пропал человек, как в воду канул. Водка, как известно, не вода. Выпить можно много, но последствия куда как печальнее.

– Ясно.

– Допился он до смерти, вдова возникла из небытия, предъявила документы, забрала, что осталось – и опять на заимку. Какие там шубы-колечки, там такая любовь… нахлебалась от богатства, на сто лет вперед хватило.

– Не так уж и плохо все закончилось.

– Разное бывало. Кого и в лесу находили, кого по психушкам вытаскивали, кого отправляли за границу – вот деньги, живи там, дорогая, только под ногами не путайся, этим, пожалуй что, больше всех повезло. И без детей оставались, и избиения терпели… да много чего. Это вот самое лучшее, что было, а так и дед наслушался, и я насмотрелась.

– Да, дети милиции с детства видели изнанку жизни.

– Я не жалуюсь, меня это устраивает. Ты уж поверь, это здорово.

– Разве?

– Иллюзий не питаешь, ни на что не надеешься, рассчитываешь только на себя, и ты знаешь – помогает.

– Неужели никогда не хотелось, чтобы кто-то поддержал?