Крис Райландер - Загадка для гнома [litres]

Когда призыв к сражению долетел до стражей, в самой гуще событий вдруг появилась одинокая невысокая фигурка.

– Пожалуйста, прекратите! – кричал отец Оойю и стражам, вставая между ними и Эдвином. – Мы не должны позвол…

Его слова резко оборвались.

До сих пор никто так и не знает (или не признаётся), кто пустил ту стрелу.

Но когда отец упал, не договорив последней фразы, я уже точно знал, что он погиб.

Все замерли на вытоптанном поле позади руин пригородной заправки.

Истошный крик Эдвина был первым звуком, который я услышал, и внезапно мы оба очутились на коленях перед моим отцом. Но он уже не дышал. Мы ничего не могли поделать. И что странно, первой моей мыслью в этот момент было не то, как сильно я любил и уважал своего отца, и не особенные воспоминания о времени, которое мы провели вместе, играя в шахматы, рыбача на озере или ещё что-то. В первую очередь я подумал о Головастике, который в тот момент сидел один в своей пещере и наблюдал за всем этим издалека. Может быть, он почувствовал то же, что в этот момент чувствовал я, и ему оставалось только надеяться, что я не совершу то, что был готов совершить, и понимать, что он никак не сможет остановить меня.

Головастику пришлось просто молча смотреть на то, что произошло дальше.

«Ты знаешь, кто в этом виноват, – прошипел Кровопийца. – Теперь пусть ответит».

– Ты… – прорычал я, вставая и глядя на залитое слезами лицо Эдвина. – Это всё из-за тебя!

Он покачал головой.

– Нет… Я не хотел… Прости…

Кровопийца гудел в моей руке так яростно, что казалось, моё плечо сейчас просто отвалится.

– Почему ты напал на своих союзников? – процедил я. – Я понимаю, что они собирались убить отступавшего врага, но уж лучше враг, чем друг!

– Неправильно убивать беззащитных, – сказал Эдвин, вставая и поднимая меч Андурил. – Я поражён, что ты оправдываешь своих солдат, бьющих в спину! Пускающих топоры и стрелы вслед отступающим, как кровожадные дикари!

Я в ярости затряс головой.

Он перевернул мои слова, – конечно же, я не оправдывал их действия. Но у них было право психовать после всего того, что эльфы Верумку Генус сотворили за последние несколько недель, зверствуя по пути к Чикаго, оставляя после себя лишь разруху и смерть. Как Эдвин мог простить им это, отступающим или нет?

«Он не понимает, потому что он – эльф, – сказал Кровопийца. – Всегда был и навсегда им останется. Они думают по-другому. Он скор на защиту, особенно если гном в пылу схватки несколько отошёл от его принципов. Можно подумать, что они порубили целую деревню невинных детишек, или что-то подобное! А теперь из-за его назойливости, выборочной морали и уверенности в собственной правоте твой отец погиб!»

Тут я понял, что, пока Кровопийца говорил эти слова мне, я громко повторял их Эдвину, как будто мы с топором стали единым целым. И только когда я закончил, в моей душе обнажились истинная скорбь и боль от потери моего отца (с которым у нас даже не случилось трогательной сцены у кровати умирающего).

Эдвин покачал головой, и выражение сожаления и сострадания на его лице сменилось гневом.

– Как ты можешь говорить такое после всего, что мы… – начал он, но я не дал ему закончить.

Ярость и Кровопийца взяли верх.

Я нанёс свой первый удар, почти не осознавая, что ору как ненормальный.

Эдвин едва увильнул от выплеска энергии, вылетевшего из моего топора.

Магический заряд пролетел мимо него, разрезал небо ослепительно-голубой молнией и ударил по зданию на краю поля, в нескольких десятках метров от нас. Дом взорвался, поднявшись в небо грибовидным облаком, а на его месте осталась воронка, усыпанная стеклом, деревянными обломками, осыпавшейся штукатуркой, исковерканными бетонными плитами и искорёженными бытовыми приборами.

Эдвин быстро приготовился к ответному удару, выбросив вперёд пылающий кончик меча Андурила, стремясь попасть мне прямо в сердце.

Я резким движением поднял Кровопийцу и в последний момент успел отразить удар, который едва не лишил меня правой руки.

Когда магические лезвия столкнулись всего на одно короткое мгновение, невероятный удар потряс воздух, наверняка преодолевая звуковой барьер.

В ту же секунду все вокруг рухнули на колени.

Эдвин и я отшатнулись каждый в свою сторону и посмотрели друг на друга.

Его глаза расширились от страха, потрясения и ярости, и я уверен, что в моих глазах отражалось то же самое.

Все остальные смотрели на нас, позабыв обо всём. Это, как всем уже было ясно, была борьба за власть. Победивший в этом поединке, будь то я или Эдвин, Кровопийца или меч Андурил, выигрывал всю войну. Получал неограниченную власть и полный контроль.

Я призвал ветряное заклинание и взмыл в воздух.

Я завис над ним.

– Я стою выше тебя! – крикнул я, невольно припоминая, как мы оба долго смеялись над этой глупой фразой из какого-то фантастического фильма, который мы смотрели как-то раз у него дома. – Даже и не пытайся.

Но его меч уже плевался в меня лиловыми шарами переливающегося мистического огня, как из огнемёта. Под их натиском я отлетел назад и шлёпнулся на землю. Прежде чем шмякнуться на раздробленный асфальт, я умудрился превратиться в камень. В таком виде я и откатился метров на десять по развороченному покрытию заправочной парковки.

К тому времени как я стал самим собой, Эдвин уже стоял надо мной с занесённым мечом.

Я поднял Кровопийцу – и наше оружие столкнулось во второй раз.

Взрывной волной нас разнесло на сотню метров, а там, где мы стояли, осталась воронка размером со школьный стадион и глубиною с небольшой пруд.

Толпа наблюдателей – десятки тысяч гномов и эльфов – отступали назад, подальше от места нашей эпической схватки, которая грозила уничтожить всё вокруг.

Эдвин и я снова поднялись на ноги.

Мы стояли на противоположных краях новообразованного кратера и смотрели друг на друга. Даже на таком расстоянии я отчётливо видел решимость и гнев в его позе.

Я поднял Кровопийцу и послал сильнейший магический заряд на ту сторону воронки.

Эдвин сделал то же самое мечом Андурила.

Мощные шары энергии столкнулись над центром ямы, и над Нейпервиллем прогремел ещё один взрыв. Вспышка была такой ослепительной, что те, кто смотрел непосредственно на неё, действительно потеряли зрение (впоследствии выяснилось, что с каждой стороны пострадали по несколько сотен солдат). Земля содрогнулась, и окна всех зданий в радиусе трёх километров разлетелись вдребезги и осыпались вниз миллионами осколков, таких мелких, что они сахарной пудрой покрыли город.

Через воронку прошла трещина, как будто мы только что разбили Землю в буквальном смысле, как яйцо.