Анастасия Соболевская - Пояс отчуждения [litres]

– Это был ты, – прошипела Айла, не обращая внимания на боль в хрустнувших пальцах. – Ты стрелял. Вот почему ГБР не нашли стрелка. Ты прятался здесь!

Амазонитовые глаза встретились с серыми.

– Айла, я… – Доминик предпринял попытку всё объяснить.

– Не смей!

Последовал ещё один удар. Доминик поднялся на локтях и плюнул на пол кровью.

– Послушай… – Он приподнялся, встав на колени.

– Что послушать?! – закричала Айла. – Ты всё это время рядом был, в глаза мне смотрел, улыбался! Мы же вместе… – Дрожащая рука указала в сторону города. – «Сердце Чарны» – твоя пушка… Твоя! Я видела пули. Пуля из головы Рэда точно такая же, что вынули из тела моего отца! Скажешь, нет?! Ты стрелял в них обоих! Ну скажи, что это был ты!

Айла смахнула с бледной щеки слезу. Глаза всех свидетелей были направлены на капрала. Подполковник тихо ухмылялся.

– Айла…

– Ты?

– Да, я, – сознался Доминик, не веривший в то, что когда-нибудь ему придётся ей в этом признаться. – Я стрелял.

Айла засмеялась.

– Чего она смеётся? – зашептали невольные свидетели открывшейся правды.

– С ума сошла.

– Ой-ёй, бедная девочка.

– Я так и знала, – давилась смехом Айла. – Знала с самого начала. Знала, что нельзя тебе верить! Всё, всё, что случилось после смерти отца, всё – твоя вина. Твоя вина!

Доминик молча наблюдал, как согнувшаяся напротив него в три погибели плачущая девушка сходит с ума. Её безумие вдруг стало столь очевидным, что бросалось в глаза. Будто где-то глубоко внутри неё лопнула та тонкая нить, которая всё это время удерживала Айлу от падения в пропасть. Даже её взгляд изменился. Секунду назад в нём была растерянность, гнев и тень надежды, а теперь её глаза были черны, как две могилы, на дне которых в этот момент умерла та растерянная девочка, которую он когда-то вывел из Пустоши.

– Айла, ты знаешь не всё.

Но она его не слушала.

– Надо было дать тем патрульным из Сектора 7 разбить тебе голову и оставить подыхать!

Он не сказал Айле, что со спины на бесшумных подошвах к ней подкрадывается санитар.

После укола успокоительного в шею она снова засмеялась. Только теперь смех её был тихим, низким, похожим на рокот, который слышится под землёй перед землетрясением.

Снотворное подействовало быстро. Веки её отяжелели, перед глазами всё стало мутным и серым, как образы, проступающие сквозь грязное от копоти окно.

Уже теряя сознание от сонливости, она упала, как сломанная, и стукнулась бы головой об пол, но Доминик успел её подхватить и аккуратно уложил, подставив ей под затылок ладонь.

– Вот оно какое – чувство вины, – цокнул языком подполковник, глядя, как нежно капрал гладит ньети Адлер по голове, будто убаюкивая. – Доложите Авроре.

Доминик сидел в темноте и прижимал к подбородку дуло «Сердца Чарны», которую он всё ещё не вернул на место в музей. Зачем он взял именно её? Он же мог попросить Мортена достать из бокса любую винтовку, а он потребовал ту, что выдала его с потрохами. Мда, вот тебе и малявка из Сектора 7. Кто бы знал, что судьба сводила их дважды прежде, чем столкнуть лбами в Пирамиде.

Каан тронул курок. До этого он нажимал на него сотни раз, но выстрелить себе в голову не хватало духа. Вот так, с пальцем на курке, он сидел уже час, прислушиваясь к каждому шороху за стеной и напрягая фалангу на безразличной пластмассе. Решение всех его проблем было слишком близко, чтобы, наконец, на него решиться. Голова снова болела. Пульсирующие удары в глубине черепной коробки были уже известным симптомом. Давно его не мучили приступы – целый год, и теперь они вернулись, как эхо давнего прошлого, как напоминание, что от себя не убежать и не спрятаться под оболочкой чужой жизни и имени.

Сели, эта дура от науки, думает, что его боли – следствие старой травмы, полученной тогда в Секторе 7, но он-то знал, что причина была в REX-9. Он выжил во время ломки, но эта накатывающая боль осталась при нём уже, наверное, навсегда. Может быть, зажмуриться и нажать на курок? Легко, как нажимают на клавишу. И гори оно всё! Пирамида, Аврора, вся эта жизнь. Но он убирал палец с курка. Захотелось напиться. Проклятая врачиха вчера выгребла все фляжки у него из-под кровати, а он бы сейчас с удовольствием накатил стопку-другую для храбрости. Хотя с чего он решил, что это поможет? С чего он решил, что дыра в его голове не зарастёт и он не останется жить без мыслей и воли, пускать слюни до скончания времени?

– Ты всё равно этого не сделаешь.

Доминик открыл глаза и вгляделся в красную полутьму спортивного зала.

– Айла?

– Разве у меня девчачий голос?

В проходе между боксёрскими грушами стоял Мортен и глядел на капрала. Уставший, словно постаревший на десять лет.

– Совсем жизнь доконала, да? Ты поосторожнее – ещё выстрелишь.

– Что ты здесь забыл? – Доминик застыл, будто застуканный за чем-то противозаконным.

– Вернуть её не хочешь? – спросил Мортен, кивнув на «Сердце Чарны».

– Не твоё дело, – ощетинился капрал.

– Пока отвечаю за оружие – моё.

Эксперт по баллистике подошёл к эвдонцу и отобрал винтовку.

– Паршивый сегодня выдался денёк, правда? – Он сел рядом с капралом на скрипучую скамейку.

Каан насупился и уставился на исцарапанные о землю ботинки.

– Ты себя только не вини. Ты не в ответе за поступки Авроры.

– Рэду об этом скажи, – буркнул Каан. – Я не уничтожил REX-9. Всё в лагере перевернул, всё сжёг, а они до Кайны добрались. Теперь он мёртв из-за того, что я не додумался вернуться на остров.

Доминик сжал челюсти – головная боль усиливалась. Он посмотрел на часы.

– Полночь, – сказал он. – Чего ещё не спишь?

– Разве тут уснёшь? – поморщился Мортен. – Пока выдавали тело, пока наш распинался о пункте договора о возврате денег, пока успокаивал женщину… Ты бы видел бедняжку. На ней лица не было, когда уходила из Пирамиды. Даже меня пробрало, а Авроре хоть бы хны. Сама-то из больнички целый мешок с двадцатью миллионами привезла и поехала праздновать в город.

– Роман-то хоть помер?

– Насколько мне известно, нет, – хмыкнул Мортен и достал из нагрудного кармана две папироски. – Но судя по вегетативному состоянию, в котором наша обожаемая госпожа Сантери бросила его в реанимации, лучше бы он умер. Так задницу рвать ради неё – и вот она, благодарность. Даже сюда не попросила его перевести, хотя тут оборудование лучше, чем в Центральном. Слышал, Львиная Лапа так лютовал, что у него сердце прихватило. Представляешь, Вольски – и вдруг сердце?

Мужчины закурили.

– А где Айла? – спросил Доминик.

– В своём номере-люкс. Спит. Сели сказала, что проспит она минимум сутки. Тем лучше, слишком много на неё навалилось.