Владимир Сухинин - Не зная отдыха и сна [Литрес]

Они частью сознания опираются на ум. Оценивая поступки мужчины, не до того как он что-то сделал… Заметьте! А после. Оценив, взвесив, они приходят к выводу, что надо было сделать по-другому. Естественно и понятно, что никто не застрахован от ошибок.

… И тут мужчина совершает следующую ошибку. Он начинает оправдываться. Но, как говорится, ноготок увяз вся птичка пропала. Плавали, знаем. Я уже проходил подобную школу жизни с Люськой и ее матерью.

А у женщин тут же включается следующий уровень восприятия – инстинкт. Она, как слабое существо, инстинктивно ищет альфа самца, чтобы было за кого спрятаться. Он – скала, защищающий от жизненных невзгод. А тут такая слабость! И инстинкт ей говорит – он слаб. На него нельзя положиться! За ним нужен контроль! И статус мужчины в ее глазах понижается. Следом включаются чувства. Если раньше они опирались на то что она видела в мужчине силу, защиту и пребывала в покое, одаривая мужика нежностью, то теперь она этот покой потеряла и у нее включаются чувства уничижения мужчины в ее глазах. Она начинает беспокоиться. А вдруг он и в следующий раз сделает не так. А вдруг это? А вдруг то? Надо все брать в свои руки. Такие нежные, маленькие и теплые. И ноша, которую она хочет взять, ей неподъемная. «Ну ничего, – думает она, – я этому ротозею скажу как нужно делать. Ну ничего не может без меня!»

Так по-моему происходит падение мужского авторитета.

Если у мужчины присутствует мужской характер и он понимает свою роль в семье, то он может послать женщину куда подальше. И сказать; «можешь делать, лучше брала бы и делала», – конечно она обидится и заявит что у не есть для этого мужчина. «Ну, если есть, тогда не лезь в мои дела. Как сделал, так сделал. Не нравится ищи себе того кто лучше меня». Да, грубо, но действенно. Потому что тоже сработал инстинкт – мужской. Инстинкт человека не боящегося брать на себя ответственность и способного ошибаться, и способного признавать свои ошибки.

Но лучшего-то как раз и нет. Женщина понимает, что избранник тверд и непоколебим и уступать не будет. Он взял лидерство в свои руку и будет переть с этим до конца жизни и надо к нему подстраиваться… Ну, или уходить в никуда. А уходить в никуда они не любят. Они скорее уйдут от того, кто попал под каблук и пошел искать другую на стороне, которая увидит в нем настоящего мужчину. А так часто и происходит. Называется не сошлись характером. Орские женщины были не исключение. Слабость всегда восполняется хитростью и умом. А считать женщину дурой – глупость.

Поэтому я сопли распускать не стал и проявлять несвоевременную нежность тоже. Не ко времени.

Я вышел из шатра и перенесся на Гору. Это главная моя головная боль. Ну зачем мне эта роль Хранителя? Какой я хранитель? Я на два дня вперед не могу свои дела спланировать. А тут целый народ, многочисленный необузданный, непредсказуемый как погода в мае. И как мне жить? Тут я почти бог, а на земле внизу граф – подданный Вангорского короля. Уйти сюда, как это сделали Рок и Беота? Так у меня внизу мои друзья, невеста привычная жизнь, а тут я с ума сойду от скуки. Я вообще не понимаю, как они живут тысячелетиями изолированными в своих высоких чертогах.

Я вернулся на Гору затем, что надеялся сверху отыскать следы Гради-ила.

Все решения, которые приняли в мое отсутствие мои спутники и невеста, были несвоевременны. Они старались помочь мне. Это я понимал. Но вместо этого создали лишние проблемы. Сначала Фома потащил бывших рабов и двух снежных эльфаров в империю, где во всех прибывших видели шпионов Вангора и Снежного княжества. Иначе и быть не могло. Не затем подготовка к войне ведется тайно, чтобы каждый приезжающий в империю это видел.

Затем Ганга сорвалась с места и пошла помогать мне. В результате пропал Гради-ил и вот, скажите мне, с кем идти в снежное княжество оформляться в подданные, если у меня нет троих их соотечественников?

«Эхе, хе! – вздохнул я. – Где-то я упускаю и не дорабатываю. Не все могу учесть. Ума не хватает. А еще почти бог, понимаешь. Хранитель степи. Видели бы меня почитатели Худжгарха».

Я оказался на краю стены в тени башни. Гора заметно разрослась. Вокруг стены простирался, насколько хватало глаз, зеленый ковер травы. Там копошились мои кибуцъеры. Маленькие как таракашки и мало их. Кибуцъеры трудились не покладая рук под руководством мастеров. Низовое звено высокого плана бытия и средний управленческий персонал работали. А верхи… А верхи как истинные небожители оторвавшись от низов, правили, пребывая в праздности и ни за что не отвечая, во всю пользовались своим провелигированным положением – бездельничали, тратили дармовую манну, что давали почитатели Худжгарха и играли в карты. В общем, все как внизу в жизни. Только в карты уже играло не трое, а пятеро. К моим бойцам спецназа присоединились Рохля и Авангур. Глядя на них, мне открылась истина – безделье развращает. Но как поменять ситуацию, я не знал. Да и не было особого желания и сил. Я до сих пор относился к этой горе как к чему-то игрушечному, не настоящему, а к жителям Высокого града на Горе как к детям.

А с детей какой спрос?

За игрой они так увлеклись, что меня не замечали, громко спорили, махали руками. И даже сирена вылезла из бассейна, положив руки под свою рыбью морду, и во все глаза следила за игроками.

Особенно громко возмущался Рохля. Ну, это понятно, самый наглый и бестолковый хранитель.

– Откуда у тебя крестовый туз? – наседал он на Мастера. Тот сделал удивленные глаза и честным, самым правдивым голосом ответил:

– Как откуда? Ты сам мне его сдал. Вот десятка треф и туз крестей. – Мастер выложил карты на стол. – Двадцать одно.

– Но у меня тоже туз крестей! – с пеной на губах доказывал Рохля. – Ты жулик!

– Какой я жулик? Вы только посмотрите на этого… – Мастер возмущенно взмахнул руками и ткнул пальцем в Рохлю. – Ты сам сдавал карты, я к ним не прикасался. Как я мог поменять их? Вот скажи? Как?

Рохля от его слов задохнулся и стал ртом хватать воздух.

А Мастер добил бедного хранителя гномов:

– Это ты имеешь пять тузов в колоде и имеешь наглость обвиняешь честного духа. Это ты жулик!

– Я жулик? Да ты знаешь кто я такой! – Рохля выпрямился, выставил на обозрение узкую как у курицы грудь. – Я Бог! – завопил он, воздевая руки в праведном гневе.

– Если ты бог, – не сдавался Мастер, – то сделай так, чтобы у Рострума глаза повылазили и не возвращались, а то его змеи у меня карты подглядывают.

– И ничего не подглядывают! – всполошился Вальгум. – Они у меня добрые.

– Добрые они, – проворчал Мастер. – А вчера у меня бутылку вина сперли.

– Это не они! – быстро вступился за своих змеек Вальгум. – Это… это по-видимому Рохля сделал.