Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Улицы города, кабачки и лавки опустели – с наступлением темноты горожане осмотрительно предпочитали не высовывать носа из дома. Тот, кто владеет Твердыней, правит Тиром – городом и страной. Так повелось издавна, и народ Тира считал этот порядок естественным. Днем горожане приветствовали своего нового властелина с таким же жаром, как и всех тех, кто правил до него, но к ночи, когда ветер над крышами завывал, точно тысячи причитающих плакальщиц, жались по углам и дрожали, несмотря на жару. В людях пробуждались странные надежды и мечтания, на какие никто здесь не осмеливался уже сотни поколений, однако надежды эти мешались со страхами, столь же древними, как Разлом Мира.

Порыв ветра развернул над Твердыней длинное белое знамя, устремленное будто к самой луне, и оно заполоскалось, словно ветер пытался сорвать его. Вместе со знаменем извивался, будто оседлав ветер, изображенный на нем змей с когтистыми лапами, львиной гривой и ало-золотой чешуей. Над Твердыней реяло знамя пророчества – пророчества, исполнения которого ждали с надеждой и страхом. Знамя Дракона, Возрожденного Дракона. Знак, возвещавший, что мир будет спасен, но спасен ценой грядущего нового Разлома. Как будто вознегодовав на непокорство горделивого стяга, ветер перестал трепать его и обрушился на каменные стены Твердыни. Знамя Дракона обвисло, словно в ожидании новых, более яростных бурь.

На одном из верхних этажей Твердыни, в комнате, выходящей на южный фасад, в изножье кровати с балдахином сидел на сундуке Перрин. Взгляд его был прикован к молодой темноволосой женщине, которая расхаживала из угла в угол. В золотистых глазах юноши читалась настороженность. Обычно Фэйли подтрунивала над ним, – видно, ее слегка потешала его склонность взвешивать и обдумывать каждый свой шаг, но сегодня вечером, с тех пор как пришла, она не проронила и десяти слов. Он ощущал стойкий аромат розовых лепестков, которыми была пересыпана после стирки ее одежда, – ее аромат. Но помимо этого, Перрин учуял запах тревоги, исходивший от девушки, и удивился – Фэйли умела держать себя в руках. Странно, отчего она так нервничает, – у него даже спина зачесалась, и вовсе не оттого, что он вспотел. Юбка девушки мягко шуршала в такт ее шагам.

В досаде Перрин поскреб свою двухнедельную бородку, которая начала курчавиться сильнее, чем его шевелюра, и, наверное в сотый раз, подумал, что не мешало бы побриться.

– Она тебе идет, – неожиданно остановившись, произнесла Фэйли.

Перрин неловко пожал широченными налитыми плечами, выдававшими в нем кузнеца. Девушка как будто прочла его мысли, и такое случалось не раз.

– Чешется, – смущенно пробормотал он и тут же пожалел о том, что произнес это столь нерешительным тоном. В конце концов, это его борода и он волен делать с ней что вздумается – захочет и сбреет.

Фэйли внимательно посмотрела на него, склонив головку набок. Высокие скулы и резко очерченный нос придавали ей суровый вид, но голос звучал мягко и нежно:

– Зато тебе к лицу.

Перрин вздохнул и снова пожал плечами. Она не просила его оставить бороду и никогда не попросит. Это уж точно. А он опять отложит бритье невесть на какой срок. Интересно, как бы повел себя в таких обстоятельствах его приятель Мэт? Небось поцеловал бы ее, ущипнул, рассмешил и в конце концов шутками да прибаутками убедил в своей правоте. Но Перрин никогда не умел обходиться с девушками так, как Мэт. Кто-кто, а Мэт никогда бы не стал в такую жарищу отращивать бороду только потому, что какая-то девица решила, что она ему к лицу. Впрочем, еще неизвестно, как бы он себя повел, окажись этой девицей Фэйли. Наверняка отец Фэйли горько сожалел о том, что она ушла из дому, и не только потому, что она его дочка. Фэйли утверждала, что он самый богатый торговец мехами в Салдэйе; оно и видно – девушка умела торговаться и всякий раз платила столько, сколько считала нужным.

– Фэйли, – проговорил он, – я вижу, что-то тебя тревожит, и дело вовсе не в моей бороде. Скажи, что же это?

Девушка упорно отводила глаза, глядя куда угодно, только не на него, и пытаясь делать вид, будто рассматривает комнату.

Всю мебель – от высокого платяного шкафа и толстенных, с Перринову ногу, столбов, поддерживавших балдахин, до стоявшей возле мраморного камина скамьи с мягкой обивкой – украшала резьба, изображавшая львов, леопардов, атакующих ястребов и охотничьи сцены. В глазницы некоторых животных были вставлены гранаты.

Как ни пытался Перрин втолковать домоправительнице, что ему больше подошла бы комната попроще, она, казалось, не понимала, о чем идет речь. Между тем ее трудно было заподозрить в недостатке сообразительности, ведь она командовала целой армией слуг, превосходящей числом Защитников Твердыни. Кто бы ни владел Твердыней и чьи бы воины ни оберегали ее стены, повседневная жизнь цитадели поддерживалась ее неустанными хлопотами. Но она смотрела на мир как уроженка Тира, и в ее глазах Перрин, невзирая на одежду и облик простого деревенского парня, вовсе не был простолюдином, прежде всего потому, что простонародью не положено было селиться в Твердыне, не считая, разумеется, Защитников и челяди. А главное, Перрин был одним из спутников Ранда – соратником, а может быть, и другом, – во всяком случае, приближенным самого Дракона Возрожденного. В глазах домоправительницы это ставило его вровень по меньшей мере с лордом страны, а то и с благородным лордом. То, что столь важная особа поселилась в столь скромных покоях, где не было даже передней, оказалось для нее достаточным потрясением, и, вздумай Перрин настаивать на комнате попроще, она того и гляди упала бы в обморок. Да и неизвестно, были ли здесь вообще помещения попроще, не считая, конечно, солдатских казарм и комнат для прислуги. Хорошо еще, что здесь ничто, кроме светильников, не было позолочено. Фэйли, однако, смотрела на все это иначе.

– Ты мог бы занять комнату и получше. Ты это заслужил. Можно побиться об заклад на последний медяк, что Мэт устроился не в такой каморке.

– Мэт любит показуху, – отозвался Перрин.

– А ты себя не ценишь.

Юноша промолчал. Он понимал, что ей не по себе, и причиной тому не убранство его покоев – и уж того менее судьба его бороды.

Выждав немного, Фэйли сказала:

– Похоже, лорд Дракон совсем позабыл о тебе. Теперь он все время проводит с благородными лордами.

Спина у Перрина зачесалась еще сильнее – он понял, что́ не дает ей покоя, и сказал нарочито непринужденным тоном:

– Лорд Дракон? Брось ты эти тирские церемонии. Его зовут Ранд.

– Перрин Айбара, он ведь твой друг, а не мой. Если у такого человека вообще могут быть друзья. – Девушка вздохнула и продолжила более миролюбиво: – Я тут подумываю уйти из Твердыни. Да и вообще из Тира. Вряд ли Морейн станет меня задерживать. Ведь уже пару недель, как о… Ранде прослышали и за городскими стенами. Ей уже не сохранить это в тайне.