Антон Бильжо - Капсула бессмертия [litres]

Нет, он доведет все до конца.

Да сохранит человек стержень во мраке.

В тот же день был в аэропорту Даболим и взял билет на ближайший рейс до Москвы.

Старший копирайтер позвонил в дверь, но никто не открыл, поэтому пришлось воспользоваться своим ключом. Он вошел в новую двухкомнатную квартиру и, поскольку уже стемнело, включил свет. На полу по-прежнему валялись провода, книги и одежда. Подойдя ближе к столу в стиле хай-тек, он заметил на его матовой поверхности лист бумаги для принтеров, где крупным уверенным почерком Катрин было выведено: «Герман, не жди. Уехала в Париж. Когда буду, не знаю». Ну, что же, этого надо было ожидать, может, так оно и к лучшему.

– Алло. Петр, это Герман.

Пришлось купить новую сим-карту и позвонить с другого номера. Выпив достаточно валерьянки, Герман был совершенно спокоен. Более того, он улыбался, заставляя голос свой звучать по-барски тепло и даже слегка бравурно.

– А, Герман! – Петр словно бы и не узнал его. – Ты с какого-то другого номера…

– Точно. Я потерял свой телефон. Слушай… – Герман раскинулся в лав сите, загорелый, довольный, в конце концов, только что вернувшийся с отдыха и сразу позвонивший своему лучшему другу. – Спасибо тебе большое. Я просто в восторге.

– Понравилось?

– Еще бы!

– А чего так рано вернулся? – Вот и Петр оттаял, начал, кажется, радоваться самому себе, осени, первому такому раннему в этом году мокрому снежку.

– Даже, не знаю, – выпятил обкусанную губу Герман. – А что мне еще там делать?

Это была провокация. Герман рассчитывал на то, что Петр сам заговорит про 13-е. Но Петр сказал:

– Да ладно. Там всегда можно найти.

Поморщившись, Герман потер грудь и изменил положение на диване.

– В любом случае… Все это не так важно теперь. Теперь я другой человек… Не знаю, как описать. Но многое кажется проще.

– Это очень хорошо.

– По какому поводу и хотел тебя поблагодарить. Подарок привез.

– Зачем…

– Я стольким тебе обязан, Петь… – перешел на грудные ноты доверия и любви Третьяковский, – …мы могли бы прям щас увидеться?

– Герман. Я вообще на даче.

– Ну, и отлично. Как раз могу заскочить.

– Не знаю.

– Ненадолго.

– Честно говоря, немного занят.

– Ну, пожалуйста.

– Я просто…

– Ну, на минутку.

– Герман…

– Петь.

– Ладно.

– Все. Сейчас буду.

Герман нажал отбой. Некоторое время еще посидел, глядя на люстру-тарелку из Икеи.

В коробке со старыми вещами нашел свой старый зеленый рюкзак, к которому лет 20 назад прилип сухой репейник. Герман хорошо помнил тот день. Он бродил по лесу в одиночестве, первый и последний раз решив пойти в поход и не возвращаться, пока не выносит план романа. В результате заблудился в районе Лосиного острова, промочил ноги, чуть не сгинул на болотах.

Запихнув в рюкзак книги и провода, валявшиеся на полу, с облегчением вздохнул: вот оно, покинутое гнездо – в доме вновь водворялся порядок. Перед отъездом еще помоет посуду, протрет пыль, вылижет пол, чтобы Катрин вошла босыми ножками, как царское дитя. Пусть развесит по стенам безвкусные картинки с видами Парижа и начнет новую жизнь.

Свернул трубочкой карту-схему чакр.

Положил и замотал в целлофановый пакет Подарок.

Оделся в свитер крупной вязки, в самые практичные свои штаны с карманами на ляжках, в старые заляпанные высокие ботинки Dr.Martins. Потом подумал и нацепил горнолыжные очки Brenda, «Доспеха против снега». Просто так, для ощущения. Вид стал как у Терминатора.

Мужчина уходит.

Старый друг Tigra ждал на том же месте. Снег падал крупными хлопьями, как будто хулиганы бросали из окон неряшливые комки какой-то мокрой дряни. Страшно было бы оказаться на поверхности среди увешанных фотографиями жратвы и трикотажа торговых центров, ларьков с гирляндами бегающих огней, вечной грязи, щитов: «Вернули Крым, вернем и порядок», «Элитный поселок Русская Швейцария», «Уничтожим грызунов, муравьев и тараканов».

Кто-то запустил ядовитого газа в его тайные норы.

Они хотят, чтобы Герман стал одним из них, хорошо… Он поискал радио и остановился на «Шансоне», где пели про несгибаемых мужчин и фатальных женщин, про дружбу до скамьи подсудимых и любовь до гроба.

Уже при выезде на Симферопольское шоссе зазвучали продирающие до костей слова:

Герман подумал, что шумозащитные панели ведут его вперед, как красные флажки. Свернуть и остановиться он уже просто не в состоянии.

Было 12 октября, воскресенье, 17.55. Три раза посигналил при въезде в Nuovo Villagio. Пришлось подождать, пока из зеркальной будки вылезло победоносное недеяние – почти слившийся с пустотой комок камуфляжа.

Это было первое явление Охранника – возможно, он распознал звуки шансона и пошел на своих.

– Вы к кому?

Грузный толстогубый апатичный блондин заглядывал в боковое стекло, которое пришлось открыть.

– К Петру Магнитскому, – выпалил Герман. – А что такое?

– Шлагбаум сломался.

Охранник, порыгивая, продолжал водить ленивым глазом по салону Tigra. «Что ему надо?» – заволновался Герман.

– Какого года машинка?

– Две тысячи четвертого.

– Хорошенькая. И сколько отдали, если не секрет?

– Уже не помню, миллиона два, – соврал Герман.

Наконец, с сожалением отойдя, блондин вручную поднял оранжевую палку. Провожая взглядом Tigra, он наверняка прикинул, как будет смотреться за рулем при открытой крыше и через сколько лет насидит необходимую сумму.

Третьяковский не сразу отыскал дом. Плотные ряды одинаковых трехэтажных строений с плоскими крышами и двумя дверями – одной в палисадник, другой – в разбитый за домом сад, – были разделены прямыми улицами метров по шесть в ширину. Не хватает еще тюремных вышек по периметру.

Наконец найдя нужный номер, Герман остановился. Газон перед кирпичным фасадом, где обычно принимали гостя, замело. Был тот самый мертвый час, когда вот-вот зажгутся фонари.

Он вытащил из машины рюкзак и позвонил в калитку: два длинных, три коротких – четыре коротких, два длинных. Шумелка Спартака? Герман не разбирался в шумелках, но между корешами такое могло быть принято.

Двери открылись, и в желтой горнолыжной куртке с отороченным мехом лисы капюшоном на пороге показался сам Петр.

– Намасте! – крикнул Герман и распахнул объятия.

– Привет, – застенчиво улыбнулся Петр, словно ожидая, что ему сейчас будут аплодировать.

Отворил, однако, нехотя.

– Ну, как я? – полез на рожон Третьяковский.

– Отлично выглядишь.

– Тебе спасибо. – Герман огляделся. – Мы ж не будем во дворе? Сейчас холодно, тем более… – он даже подмигнул, – тем более я все знаю, насчет Нади.