Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение [сборник litres]

– Незачем – если вы хоть что-то как-то контролируете, – сказал Микелис. – Почему бы вам не снять его с эфира? После такого подстрекательства другого выбора у вас нет.

– Что одному подстрекательство, то другому «Объедение», – гладко отозвался ооновец. – В «Бифалько» смотрят на это совершенно иначе. У них свои аналитики, считать они умеют не хуже нас, насчет семи с половиной миллионов грязных поношений за следующую неделю они в курсе. Но они это прямо-таки предвкушают; они от этого в диком восторге, буквально в диком. Они думают, это поднимет им продажи. Они готовы даже единолично спонсировать змию двойное эфирное время, полчаса, если прогноз насчет семи с половиной миллионов оправдается, – а он оправдается.

– Но почему вы все равно не можете снять его с эфира? – поинтересовалась Лью.

– Устав стереовидения воспрещает ущемлять свободу речи. Пока «Бифалько» выкладывает деньги, никуда программу из сетки вещания не деть. Вообще говоря, принцип, конечно, правильный; бывали в прошлом похожие ситуации, когда грозило прорваться черт-те чем, и всякий раз мы с трудом, но удерживались в рамках – и в конце концов аудитория просто теряла интерес. Но аудитория тогда была другая – широкая аудитория, по большей части вполне нормальная. У змия же аудитория весьма специфическая и, мягко говоря, не в своем уме. На этот раз – впервые в нашей практике – мы подумываем вмешаться. Вот почему я у вас.

– Ничем не могу помочь, – сказал Микелис.

– Можете и поможете – прошу прощения, доктор Микелис, за дурной каламбур. В данный момент я обращаюсь к вам от… обеих своих ипостасей. Компания хочет снять его с эфира, а в ООН почуяли, что дело пахнет чем-то похлеще Коридорных бунтов девяносто третьего года. Вы поручительствовали за этого змия, а жена ваша вырастила его чуть ли не из яйца – по крайней мере, чертовски к тому близко. Вы просто обязаны дать нам какое-нибудь оружие против него. Собственно, это все, что я хотел сказать. Подумайте. По закону о натурализации, ответственность на вас. Нечасто доводится прибегать к этому закону, но сейчас придется. И думать вам надо быстро, потому что снять с его эфира нужно до следующей передачи.

– А если нам будет нечего предложить? – с каменным лицом осведомился Микелис.

– Тогда, может, мы объявим его несовершеннолетним, а вас – опекунами, – ответил ооновец. – Что, с нашей точки зрения, вряд ли решит дело, а вам точно не понравится – так что, ото всей души советую придумать что-нибудь получше. Прошу прощения, что принес плохие новости, но других нет; иногда бывает и так. Спокойной ночи – и большое спасибо.

Он вышел. На протяжении всего разговора он так и не решился расстаться ни с одной из своих ипостасей; как метафорически, так и буквально, включая ипостась шлемоносную.

Микелис и Лью с возмущением уставились друг на друга.

– Теперь… теперь ведь поздно брать его на поруки, – прошептала Лью.

– Ну, – хрипло отозвался Микелис, – подумывали же мы завести сына…

– Не надо, Майк!

– Прости, – тут же сказал Микелис, торопливо и не слишком убедительно. – Нет, но каков сукин сын, бюрократ хренов! Сам же ведь одобрил процедуру насчет гражданства – а теперь сваливает все на нас. Видно, положение у них действительно аховое. Ну и что будем делать? У меня идей никаких.

– Майк… – секунду-другую поколебавшись, проговорила Лью, – мы слишком мало знаем, чтобы за неделю придумать что-нибудь толковое. По крайней мере, я; да и ты, наверно, тоже. Надо как-то связаться со святым отцом.

– Если получится, – медленно отозвался Микелис. – Да если и получится даже, то что проку? В ООН и слушать его не будут – его уже обошли на гандикапе.

– В смысле?

– Де-факто они приняли сторону Кливера, – сказал Микелис. – Официально об этом объявлять не будут, пока Рамона не отлучат, но решение уже принято и проводится. Я знал об этом еще до его вылета в Рим, но сказать не хватило духа. Лития закрыта; ООН устраивает там термоядерную лабораторию для изысканий по долговременному хранению – не совсем то, что изначально имел в виду Кливер, но почти.

Лью надолго замолчала; поднялась и подошла к стеклу, о которое живыми таранами бились и бились с другой стороны огромные пчелы.

– А Кливер знает? – наконец спросила она, не оборачиваясь.

– А как же, – отозвался Микелис. – Он там и начальник. По графику он вчера должен был уже высадиться в Коредещ-Сфате. Когда я прослышал об этой подковерной интриге, то пытался как-то обиняками Рамону намекнуть, и вот почему я так упирался рогом с этой совместной статьей для «ЖМИ», – но он никаких намеков не замечал. А сказать, что вердикт против него уже вынесен, и безо всякого слушания – на это меня не хватило.

– Противно, – медленно произнесла Лью. – Но почему они не могли объявить обо всем по-человечески и начать действовать уже после того, как Рамона отлучат? Какая им разница?

– Такая, что решение-то в любом случае с душком, – с неожиданной яростью отозвался Микелис. – Соглашаться с рамоновской теологической аргументацией или нет, но принимать сторону Кливера все равно грязное дело – и никакими доводами тут не оправдаешься, только с позиции голой силы. Черт бы их побрал, они сами прекрасно все понимают, и раньше или позже, но им придется дать широкой публике возможность заслушать противную сторону. А тогда им надо, чтобы доводы Рамона были заранее дискредитированы его же церковью.

– И чем именно там занимается Кливер?

– Чем именно – понятия не имею. Но в глубине южного континента, возле Глещтъэк-Сфата, уже строят большую энергостанцию на генераторах Нернста – так что, частично кливеровская мечта уже все равно что сбылась. Потом они попытаются брать энергию напрямую, без преобразования – чтобы не тратить девяносто пять процентов на тепловые потери. Понятия не имею, как Кливер к этому подступится – но, скорее всего, начнет он с пересмотра кое-каких экспериментальных положений собственно эффекта Нернста, попробует как-то обойтись без «магнитной бутылки». Опасное, вообще, это дело… – Микелис осекся. – Наверно, если бы Рамон меня спросил, я б ему все рассказал. Но он и не заикнулся, вот я и промолчал. Теперь чувствую себя трусом.

При этих словах Лью резко отвернулась от окна, подошла к Микелису и присела на ручку кресла.

– Майк, ты все сделал правильно, – произнесла она. – Разве это трусость, отказаться лишить человека последней надежды?

– Может, и так, – отозвался химик, с благодарностью сжав ее ладонь. – Но сводится-то все к тому, что помочь нам Рамон никак не сможет. Из-за меня он даже не в курсе, что Кливер опять на Литии.

Когда рассвело, Руис-Санчес на негнущихся ногах двинулся через Пьяцца Сан-Пьетро к собору Святого Петра. Даже в такую рань площадь была запружена паломниками; а купол собора – в два с лишним раза выше Статуи Свободы, – казалось, зловеще хмурился в первых солнечных лучах, вздымаясь из леса колонн, словно голова Бога.