Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

– Таков один из способов смириться с этим.

Он видел, как наемник попытался улыбнуться, но вечерний ветерок словно стер улыбку с его лица, прежде чем она успела закрепиться. Клитрен взвесил бутылку в руке. Наполнил свой кубок до краев.

– Я наемный убийца, приятель. – В его тоне прозвучало что-то вроде отчаяния. – И дела нынче идут так, что я нарасхват. Ты скажи – какое мне дело до того, кто мои наниматели, если они платят?

– Немалое, – мрачно сказал Рингил. – По-твоему, утраченные воспоминания и несколько двусмысленных снов – худшее, что может случиться? Я побывал внутри чар, наложенных двендой. Я знаю, каково это, когда они приходят за тобой. Ты бредешь в тумане, и ничто в нем не имеет смысла, твои действия – не твои, всякие ужасы приходят и уходят, а ты ничего даже не подвергаешь сомнению, просто все принимаешь и делаешь, что велят.

Клитрен пожал плечами.

– Похоже на войну. Если уж на то пошло, бо́льшая часть моей жизни почти такая, будь то война или мир. Сдается мне, ваше благородное происхождение не подготовило вас к этому миру, господин мой Эскиат. Большинство из нас уже живут так, как вы описываете.

– Ага. Избавь меня от исповеди рядового, рыцарь. Тот парень в заложенной кольчуге, который резал уши и смеялся? Он давно умер и сгнил, и неважно, какие кошмары снятся тебе сейчас. Пришло его время. Твои убийства – все, что у тебя есть, Клитрен Хинерионский. Ты сделал свой выбор и живешь с ним. И если я не сильно ошибаюсь, тебе это нравится.

Наемник сказал что-то невнятное. Уткнулся лицом в кубок. Рингил уставился на свои пустые руки.

– Если двенды вернутся, ты можешь помахать ручкой на прощание этому всему. Знанию, пониманию, выбору. Ты не узнаешь этот мир, как только они вывернут его наизнанку, и никогда больше не поймешь, являются ли твои действия твоими собственными. – Рингил ткнул большим пальцем назад, где над его плечом поднималось навершие Друга Воронов. – Этот клинок? Двенда позволил мне пронести его на спине через все Серые Края, и я даже не подозревал, что все это время он был при мне. Если бы на меня напали, я бы умер с пустыми руками, как какой-нибудь согбенный крестьянин, даже не попытавшись обнажить сталь, потому что я не знал, что она у меня есть . Они украли это у меня – правду о моей способности сопротивляться. Я думаю, что они могли украсть и мою волю к сопротивлению, по крайней мере на некоторое время. Но правда в том, что я не уверен. В другой раз они привязали меня к моему чувству вины и скорби и позволили им жрать меня живьем – я имею в виду, буквально. Меня буквально съедали заживо, а затем возвращали к жизни, чтобы все могло начаться заново. На той равнине, что я тебе показывал, меня разорвал на части тысячу гребаных раз демон, которого я зарубил насмерть в этом мире. Но он жил там, потому что они дали ему силу.

«Потому что ты тоже дал ему силу, Гил. Давай не будем забывать об этом».

На главной палубе послышались любопытные голоса. Гил осознал, что перешел на крик. Он тяжело вздохнул и подавил свой гнев. Сжал губы в тонкую линию.

– Вот что со мной сделали, – тихо сказал он. – За мои грехи. Ты? Ну, они послали тебя на север, чтобы привезти меня мертвым или сломленным и связанным, а вместо этого ты помог мне разоружить своих людей. Ты отдал свои корабли и командование, а теперь стоишь на моей стороне как союзник. Как ты думаешь, что они сделают с тобой за это, мой наемный друг?

– Я всегда могу снова перейти на другую сторону.

– Да, можешь. – Рингил протянул руку за бутылкой. – Вопрос в том, собираешься ли?

Они молча смотрели на закат. Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем наемник передал ему вино. Гил наклонил бутылку и посмотрел на уровень. Там уже почти ничего не осталось, и с наступлением вечера цвет медленно темнел, из кроваво-красного превращаясь в черный.

Он пожал плечами, осушил ее до дна и бросил вниз, в океан, волны которого вздымались и опускались. Вытер губы.

– И что?

– И то. Насколько я могу судить, все, что ты мне показывал, могло быть чарами. – Но в голосе собеседника больше не было настоящего обвинения. Клитрен просто казался усталым. – Это дерьмо с вторжением двенд… Все, что у меня есть, – твое слово.

– Совершенно верно.

– В прошлый раз, когда я тебе поверил, ты убил моего друга, подождал, пока я отвернусь, а потом трахнул меня сзади.

Губы Рингила дрогнули.

– В некотором роде.

– Да я не об этом. Ты что, блядь, смеешься?

– Нет…

– Потому что это ни хрена не смешно. Понял? – Клитрен попытался выпрямиться, но его локоть соскользнул с перил. Он чуть не упал. Рингил закусил губу.

– Я кому сказал…

– Не смешно. – Гил покачал головой с подчеркнутой, слегка пьяной торжественностью. – Абсолютно. Да, ты совершенно прав.

– То-то же, – сказал наемник, и это могло бы прозвучать сурово, если бы у него не заплетался язык. – Не смешно. Вот. Я бы и близко не подпустил тебя к своей гребаной заднице с дрыном.

Последовало короткое недоуменное молчание.

– А зачем мне дрын?..

– Я не это имел в виду… Я имел в виду. – Клитрен сердито посмотрел на него. – Слушай, может, ты прекратишь доебываться…

– Да я же не…

Сдавленное фырканье вырвалось из чьих-то губ – позже ни один из них не вспомнит чьих. Они обменялись косыми взглядами. Рингил старался сохранить выражение лица, которое считал чем-то средним между вежливостью и серьезностью…

А потом, ни с того ни с сего, оба мужчины беспомощно захихикали.

Вслух, вообще без повода.

Словно пара маньяков, внезапно освобожденных от цепей, которые до сих пор мешали им причинять вред самим себе, друг другу и остальному нормальному бренному миру.

Он проснулся от сна о зимнем закате в степи, где длинные низкие лучи красноватого света падали прямо в глаза, ослепляя на ходу, но совсем не согревали. Он ехал верхом в какое-то важное место и знал, что должен что-то доставить, но в нем нарастал ужас оттого, что это что-то – чем бы оно ни было – он потерял или где-то оставил во время долгой холодной поездки, и теперь остаток путешествия утратил смысл. К этому моменту он уже должен был заметить стоянку скаранаков, тонкие струйки дыма от костров на горизонте или, по крайней мере, темную беспокойную массу пасущихся буйволовых стад. Он приподнялся в седле, завертелся, разглядывая окрестности, но вокруг не было ничего, совсем ничего. Он ехал один, в нарастающем холоде и угасающем красно-оранжевом сиянии…

Эгар моргнул и обнаружил, что у него перед носом парит огненный дух.

Он со сдавленным воплем замахал руками, отгоняя красно-оранжевое светящееся создание. Потом проснулся окончательно.

Сел, завернувшись в одеяло, и огляделся. Бледный рассвет застилал небо на востоке, заливая тусклым серым светом свернувшиеся во сне фигуры под одеялами вокруг него, разбросанные ранцы и голубые светящиеся чаши – теперь они стали гладкими и матовыми, как большие камни со дна реки. Поодаль, у входа на лестницу, по которой путники сюда попали, сидел сгорбленный Алвар Наш, дежуривший последним. Он небрежно помахал маджаку рукой. Остальные все еще спали как убитые.