Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

«Полегче, герой, давай не будем об этом вспоминать, ладно?»

Серый свет теперь сильнее: он видит четко очерченные края и узкую щель. Он ускоряет шаг, движется вперед быстрей, чем успевает хвататься за стены: ему надо выбраться, надо выбраться, надо вернуться к Х…

Высокий каменный алтарь где-то…

Хьил , надо вернуться к Хьилу. Стены ущелья раздвигаются по обе стороны, и он снова на открытом воздухе, почти падает, внезапно утратив опору. Только невесть откуда взявшаяся крепкая хватка Хьила удерживает его от падения на землю.

« Гил! – Обездоленный князь кричит на него, как будто из немыслимой дали. – Гил! Что случилось, что с…»

«Я в порядке, я в порядке. – Он все лепечет, силясь превратить слова в истину. – Я в порядке».

Но это не так, он не в порядке, потому что…

«Нет!»

Потому что…

Хрупкий . Теперь он плачет, потому что…

На высоком каменном алтаре, где-то посреди бесконечной пустынной равнины, он лежит, обнаженный до такой степени, о существовании которой даже не подозревал, и безымянная, размытая и извивающаяся фигура склоняется над ним, проникает внутрь, изменяет его своими когтистыми конечностями и холодными, немилосердными инструментами, в то время как на равнине, куда ни кинь взгляд, теснится орда таких же извивающихся фигур с когтистыми лапами, которые лезут друг другу на голову, чтобы подобраться ближе и поглядеть, что происходит, и небо над ним оглушительно вопит, как будто целую вселенную, живую и чувствующую, рвут на части пыточных дел мастера…

Темные ущелья.

Они ведут сюда, все до единого. Здесь они сходят на нет, и он решил следовать по ним до конца. Его сюда не привели насильно; он сам напросился.

Икинри’ска.

Вшитая в самую суть, когда его переделывали, в точности как однажды весь мир переделали те же самые неутомимые, одержимые швеи с когтистыми лапами, лишь по той причине, что их угораздило проходить мимо и кто-то должен был взять на себя эту работу…

Он поворачивается и бежит, мчится прочь от воспоминания, но оно сидит у него на плече и что-то бормочет на ухо, когда он…

…снова оказывается в Эттеркале, посреди зала, где язвительная выволочка Анашарала пробудила в двендах смятение и суету, и колдовские путы ослабли, соскользнули на несколько жизненно важных дюймов…

Теперь он тянется к икинри’ска , к тому месту, где эта сила действительно живет, втаскивает ее в реальный мир, в собственный желудок, а потом…

Потом он ее выблевал.

Атальмайр развернулся к нему – что-то насторожило двенду, и тот опять усилил чары, сжал хватку, защищая себя и своих солдат. Гил игнорирует защиту, ухмыляется, не утруждает себя борьбой, вместо этого тянется вниз…

Он разбил каменный пол с узором в виде сот у них под ногами. Разрушил хрупкую решетку целиком и уронил их всех сквозь нее, в пространство этажом ниже.

Там располагался склад – длинный зал, уставленный штабелями ящиков с каким-то менее отвратительным товаром, чем люди, выставленные на продажу. В глубине души он – или, может, икинри’ска – об этом знали. Куски разбитого вдребезги пола обрушились на все это, разломали верхний уровень ящиков и высвободили большие удушливые облака пыли и – судя по вкусу – пряностей. Гил почувствовал, как испарились двендские чары, когда Атальмайр полностью потерял контроль. Спотыкаясь, он поднялся на ноги на неровной скользкой поверхности – большие фрагменты рухнувшего пола под безумными углами погружались в обломки разбитых ящиков. Друг Воронов необъяснимым образом оказался у него в руках.

– Имперцы! – крикнул он во всю глотку и закашлялся от пряностей. – Имперцы! Ко мне!

Какая-то фигура наткнулась на него сзади, и он резко обернулся. Атальмайр, потерявший равновесие и задыхающийся. Рингил хмыкнул, схватил двенду за волосы и резко дернул к себе.

– Иди сюда, мать твою.

Замахнулся и нанес Другом Воронов неуклюжий рубящий удар. Кириатская сталь глубоко вошла в бок призывателя бури, и тот закричал, пытаясь вырваться из хватки Рингила. Гил выдернул меч и рубанул снова, оставив еще одну жуткую рану – на этот раз он почувствовал, как лезвие рассекло ребра и проникло в грудную полость. Яркий чужеродный запах двендской крови смешался с запахом пряностей. Крик Атальмайра перешел в дикий вопль. Он бил Рингила кулаками, пытаясь освободиться. Гил отпустил шевелюру двенды, оттолкнул Атальмайра прочь от себя, снял его с клинка. Призыватель бури рухнул на обломки. Рингил воспользовался моментом, чтобы перевести дух.

– Похоже, твоей ноге все-таки не суждено исцелиться.

Атальмайр попытался встать, хрипло давясь. Сумел подняться на колени. Рингил снова замахнулся, на этот раз целясь лучше. Призыватель бури в отчаянии заслонился рукой, и Друг Воронов рассек ее без труда, отрезал пальцы, словно ветки, и глубоко вонзился в лицо. Атальмайр издал хлюпающий звук – его губы были рассечены под углом кириатской сталью. Из рта двенды хлынула кровавая пена. Он содрогнулся, словно охваченный припадком.

Рингил поднял ногу, стараясь не потерять равновесие, уперся сапогом в грудь Атальмайра, надавил и вытащил Друга Воронов. Призыватель бури рухнул на обломки как срубленное дерево, и его смоляные глаза уставились в никуда. Гил почувствовал, как со смертью двенды в пространстве вокруг его тела угасают чары, словно тускнеют вырисованные в воздухе каракули. Ощутил, как на освободившееся место с жадностью врывается икинри’ска – бесконечная бесформенная сила, словно море, чьи волны неустанно бегут к берегу и разбиваются о скалы, плещутся и бултыхаются у ног Темной Королевы. Он собрал ее вокруг себя, как доспех, заметался в хаосе. От неведомых пряностей начали слезиться глаза. Он высоко поднял кириатский клинок.

– Рисгиллен! – Он прокричал это во всю глотку, обратившись к разбитому потолку, выпуская из глубины своего естества скрежещущую ярость. – Не смей там погибать, сука! Мне нужно твое гребаное сердце !

Вокруг него имперцы и двенды, то и дело теряя равновесие, сражались в медленно оседающих облаках пряностей, как будто во сне, действие которого происходило на морском дне. Он запрокинул голову, призвал икинри’ска , открылся ей, как шлюз канала, и ударил, выпустив ветвистые молнии. Дотянулся этой силой, скользкой и шипящей, до каждой двендской головы, какую смог найти. Понял, что надо делать так же инстинктивно и безошибочно, как будто нащупал рукоять Друга Воронов.

– Черный народ здесь! Они освободили темные души обезьян и обратили их против вас! Вы слышали голос Стратега! Кириатская сталь несет вашу погибель!

Он почувствовал, как удар попал в цель: сбитые с толку разумы олдрейнов вокруг него конвульсивно содрогнулись. Гил обнажил зубы и ринулся на врагов, ища, хватая, рубя поджилки, рассекая хребты незащищенных спин…