Рэна Фишер - Пробуждение [litres]

Свет над нами мигает и гаснет. Голоса эхом разносятся по залу. Я вижу только очертания его лица, прислушиваясь к биению сердца.

– Я буду придерживаться своей клятвы, только если вы приведете меня к Эйдану и папе и пообещаете не причинять им вреда.

– У тебя есть право голоса, Эмма. Я включу вас трех обратно в сообщество воронов, – он крепко сжимает мои плечи.

– Этого недостаточно. Что делать, если папа или Эйдан…

Сильный стук в дверь прерывает меня.

– Минуту! – кричит Фарран. Затем он нежно гладит меня по волосам. Холод бежит по спине, когда он озвучивает мои опасения. – Если они откажутся сотрудничать, то, к сожалению, я предполагаю, мне придется манипулировать их воспоминаниями. Ты знаешь, другого выбора нет.

Ни за что! Почему он не может просто отпустить нас? Почему… А потом я вдруг понимаю его чувства, и почему он вообще заботится о людях с необычными способностями и хочет способствовать увеличению их численности.

У Фаррана никогда не будет собственных детей. Ему нужно убедиться в том, что его соплеменники не вымрут. Мой отец и я – его единственные кровные родственники. После того, что случилось с ним в детстве, у Фиона есть только одна цель: упорствовать и сражаться со всеми, кто собирается его убить.

Фарран никогда не откажется от Якоба и меня. Он с большей вероятностью убьет нас.

– Эмма? – настаивает он, когда кто-то снова стучит в дверь.

Жалость, понимание и в то же время ощущение того, что он все контролирует, захватывают дух.

– Я ваш ворон, – шепчу я. Слезы текут по щекам, капают на подбородок и падают в темноту.

Уже давно я слышу всхлипывания.

Они доносятся до подземного коридора, эхом отдаются от голых стен. Но только когда я поднимаюсь по винтовой лестнице вслед за Фарраном, разбираю слова:

– Нет! Джек, дорогой Джек, нет, нет!

Ноги слабеют.

– Что здесь происходит? – Фарран спрашивает у охранника, который идет вперед с фонариком и показывает путь между книжными полками. Сначала я удивляюсь, почему нигде нет света, потом мне приходит в голову, что освещение в подвале также недавно погасло. Я дышу так тяжело, словно пробежала марафон, сердце бьется нерегулярно, как плохо заводящийся двигатель, и чувство ужаса не покидает меня.

Мужчина рядом с Фарраном неловко кашляет.

– Сэр, ваш заместитель посчитал, что преступление мистера Пашли против сообщества воронов настолько велико, что его нужно осудить на месте.

– Простите, еще раз? – изумленно отвечает мой наставник.

– Он передал, что человек, угрожавший жизни его сына, не должен быть помилован.

– Почему вы не уведомили меня, Стивенс?

– Но вы приказали, чтобы господин Каллахан командовал до вашего прибытия, сэр, – охранник пожимает плечами и застенчиво добавляет: – Это… произошло ужасно быстро, парень был вне себя. Мы только успели помешать господину Каллахану застрелить эту девушку.

В конце ряда полок поворачиваем налево, перед нами огромные окна, выходящие в парк, перед которыми стоят два других охранника, и в этот момент холодный свет от фонарика падает на фигуру с бледным лицом, сидящую на полу. Пряди волос прилипают к мокрым от слез щекам Джейн, словно темные шрамы. Ее взгляд пуст и неясен, будто разум где-то не здесь. Я уверена, она не замечает меня и Фаррана. Опустив плечи, Джейн качается взад-вперед. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу ее покрасневшие, дрожащие руки и бассейн слез, перед которым она сидит.

– Джеймс, – бормочет Фарран, качая головой.

Сердце мучительно сжимается при мыслях о Каллахане.

Лицо Джареда вспыхивает в памяти, белое как мел, волдыри покрывают голубоватые губы, когда они шепчут мое имя.

Я думаю о том, как сильно желала смерти Джеку последние несколько часов. Черт. Лучше рассказать Джейн, что он натворил, ведь эти слезы не стоят человека, которого она оплакивает. Но я не произношу ни слова, прекращаю слушать то, о чем говорят Фарран и охранники, вместо этого вглядываюсь в ее отчаяние, как в темное зеркало, пока кто-то вдруг не хватает меня за руку.

– Идем, – хрипло приказывает Фарран, отрывая меня от нее. Взгляд цепляется за столы, полки и комнатные растения. Хватка его руки твердая, даже слишком болезненная.

Я спотыкаюсь и задаюсь вопросом, винит ли он меня в смерти Джека. Охранник, широкоплечий и высокий мужчина, закрывает почти весь свет от фонарика. Слишком темно, чтобы разглядеть эмоции Фаррана.

Незадолго до того, как мы доходим до выхода, наставник внезапно останавливается, наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Ты, наконец, понимаешь, почему должна стать моей наследницей, Эмма Макэнгус? Представь, во что Джеймс Каллахан превратил бы Sensus Corvi.

– Почему я, а не отец? Теперь, когда вы знаете, что он еще жив…

– Он предал меня не в первый раз, – Фарран недовольно фыркает, – и Монтгомери сказал ему, что я несу ответственность за смерть Катарины.

– Как это? – я задерживаю дыхание.

– Минуту, – Фарран поворачивается к двери и машет охраннику. Человек кивает, покидает библиотеку и ждет по другую сторону стеклянной двери, скрестив руки на груди. Когда его фонарик гаснет, становится так темно, что я едва что-то вижу перед глазами. – Ты знаешь из прощального письма, что даже твоя мать угодила в сети к Монтгомери.

Лучше бы он не напоминал мне об этом. Узнать ее почерк оказалось легко, хотя с трудом можно поверить, что она могла поступить так с отцом.

– Он лучший стратег, которого я когда-либо встречал. У него в крови управлять людьми как шахматными фигурами. Твой отец, истерзанный чувством вины, искал, на кого бы переложить свою ношу, а Монтгомери очень хорош в придании лжи формы истины.

– Но он нанял Дина и его отца! Как это можно отрицать?

– Я прочел его мысли, когда он сдался, чтобы спасти тебя от Джека. Монтгомери сказал ему, что Катарина ушла бы с ним, если бы он отрекся от меня и нарушил клятву верности. В конечном счете я оказывался виноватым за ее смерть. Вина сводит Якоба с ума. Тем временем он даже не уверен, дал ли я им обоим приказ убить, чтобы не потерять его. И то, как Каллахан манипулировал ситуацией, – я подозреваю, что за этим стоит нечто большее, чем то, что видно на первый взгляд. – Он поднимает руку и указывает на заднюю часть библиотеки, где лежит тело Джека: – Я не думаю, что он поможет Якобу вернуть истинные воспоминания, – его голос звучит жестко, – кроме того, я не буду прикрывать Джеймса после этого поступка. Раньше у него проявлялась склонность к жестокости, и его беспокойство за Эйдана усугубило эту слабую черту характера.

– Слабость характера? Он застрелил беззащитного ученика во второй раз! Вам не следовало его прикрывать и после убийства Джареда.